Смерть на выбор

— Дай музыку послушать, — подытожила Наташа, должен же кто-то о деле думать.

Они работали как кочегары и плотники, монтажники и негры на плантациях. Одной смены монтажа на получасовую программу — это не просто мало, это очень мало. Но они справились. Слепленный из архивных кусочков, обрамленный Сашиными, действительно тревожными планами, перебитый уличными рассуждениями о мафии и коррупции фильм, с сенсационной основной частью — интервью Локитова, голос с того света, причем оба участника интервью убиты, — фильм просто получился, бил в яблочко. Лизаветин строгий голос, она намеренно написала сухой закадровый текст, никаких эмоциональных всплесков и выводов про великую криминальную революцию, обезумевшее дикое поле, только факты, биографические справки, цифры. Без пафоса и боли все выглядело гораздо страшнее, сказал слово — нет человека, задал вопрос — нет человека.

— Это что, в эфир пойдет? — Наташа микшером ушла в ЗТМ, банальная, но уместная в данном случае точка.

— Думаю, да, — машинально ответила Лизавета. Работа сделана, что теперь будет с фильмом? Они с «просто Павлом» это как-то не обсудили. Впрочем, так ли это важно? Посмертные разоблачения с руками оторвет любой канал.

— У нас — в эфир? — Технический персонал умел смотреть на вещи трезво.

— Вот что, девочки, — Саша уже упаковал свою бобину в коробку, его музыка тоже попала в настрой, — я молчал дисциплинированно и считаю, что слово сдержал целиком и полностью. И теперь имею право голоса. Про кино никому ни звука, от этой кассетки пахнет кровью. — Он, словно принюхиваясь, смешно сморщил нос. Никто не рассмеялся. — Пусть полежит. Только, Наташа, сделай-ка копию. Так для страховки.

— Ой, ребята, втянули вы меня в историю. — Наташа покопалась в ящике с кассетами, нашла ничем не занятую. — Зачем вам все это надо?

— Я битых два часа пытался втолковать ту же мысль этой преглуповатой девушке. Проще бить об стенку горох.

— Да подумаешь, пока в эфире не показали, это так, дым, слова. — Лизавета скорее пыталась утешить самое себя, чем спорила. Кино действительно вышло опасное, бомба, как любил говорить Кастальский. Именно он эту бомбу готовил и через пару дней его не стало.

— Все, я пошла домой, кассеты тебе помогут донести, а у меня семья ужином не кормлена, так хоть завтрак. — Наташа протянула скопированную кассету.

— И что дальше? — Саша повторил свой вопрос, как только они добрались до Лизаветиного кабинета.

— Сама не знаю, образуется.

— Не говори ерунды, куда ты это денешь?

— Здесь оставлю.

— Обе? А ты не переоцениваешь местную охрану?

— Да кто знает, что мы это сегодня сделали? Ты кому-нибудь говорил? И я нет. Прекрати. Эта боязнь собственной тени напоминает детские страшилки — в белом-белом городе, на белой-белой улице живет белая-пребелая рука, которая может все! — Лизавета тихонечко взвизгнула, чтобы проиллюстрировать пионерский ужастик. — Знаешь, есть такая болезнь, мания преследования, когда враги кажутся всемогущими и вездесущими, была особенно распространена среди любителей запрещенной литературы, им вечно мерещилось, что их подслушивают.

— Кое-кого и слушали.

— Больше сами друг на друга доносили!

— Я не хочу спорить о судьбах диссидентского движения. Куда ты спрячешь кассеты?

— В самое безопасное место. — Лизавета запихнула оба «мастера» в ящик стола и пояснила: — Там я сама ничего найти не могу, куда уж неспециалисту.

— А вторую? — Саша был последовательным и упорным.

Девушка хихикнула и, словно играя, запустила серую коробку под шкаф. Очень надежный тайник, с тех пор как уволилась старая уборщица Агриппина Васильевна, эта территория превратилась в белое пятно, которого не касалась рука или нога человека.

— Удовлетворен?

— По крайней мере не могу придумать ничего получше. Что с этими делать будем?

— Сейчас разберусь. Кое-что в наш архив — я обещала оставить на видном месте. А остальное — по принадлежности. Возьму с собой и займусь завтра вечером. Вот — готово. — Лизавета вручила оператору увесистый пакет. — Идем. Спать хочу — умираю.

Дальнейшее развитие событий поражало дикостью и нелепостью.

Странно устроен человек: такие времена, куда денешься, — сочувствует он, выслушав рассказ знакомого или не очень человека об уличном грабеже, квартирной краже или банковском мошенничестве. Все всё знают о разгуле преступности, разбойную действительность воспринимают как данность. И все же…

Лизавета не успела понять, что, собственно, произошло.

Она вышла со студии первой. Остановилась на ступеньках, именуемых в телевизионном просторечии «папертью». Саша задержался возле милицейского поста. Улица пустынна, воздух, свет. Сумеречное осеннее утро и тишина. Запало в память именно безмолвие.