— Ну конечно нет. Наоборот, должны. — Журналист помигал синими, чистыми глазами. Встретив его взгляд, Нина поняла, как трудно было Джеймсу Куку общаться с дикарями. Хотя какие гавайцы дикари. Просто другие. Вот и Максим другой. Он искренне не понимает, до чего доводят игры с малоизученными явлениями. Только что выбрался из зиндана и готов снова в него попасть.
— Давай договоримся так: ищем еще три дня и потом возвращаемся. По-моему, это компромисс. По рукам? — Репортер быстренько схватил Нину за локоть. — Вот и договорились. — Девушка не успела увернуться. — Билет-то у нас с открытой датой. А тебе вообще не придется ничего делать. Так, иногда с местными поговорить, ну для тебя же это пустяк. — Теперь хитроумный писака пустил в ход лесть.
— По-хорошему надо уезжать немедленно.
— Ну, мы же ударили по рукам? — гнул свою линию Максим. — Сама согласилась, теперь надо выработать план. Ровно на три дня, как условились.
Нина, конечно, могла сослаться на то, что они ни о чем не договаривались, могла выкрасть у отчаянно глупого спутника свой билет или попросить денег на билет у академика Маймиева. Но… удаль берет не только города, девичьи души тоже. Даже если эта удаль перемешана с недомыслием. Вообще-то, любая удаль — это отчасти недостаток знаний, знаний о противнике, о собственных силах и возможностях.
План они придумали за час. Хороший, хотя и дорогостоящий. Потом Максим позвонил своему спонсору. И тут повезло: петербургский банкир имел связи в Ташкенте, а следовательно, и в Бухаре. Еще через час они переехали в другую гостиницу и получили довольно внушительную сумму — ее принес воспитанный узбек в бордовом двубортном пиджаке и черных брюках. Униформа есть униформа, от Мурманска до Кушки, Нину это почему-то порадовало.
— Ну, теперь спать, и завтра поутру к делу, — жизнерадостно сказал Максим, зашедший к Нине пожелать спокойной ночи, когда они устроилась на новом месте.
Неистребимое умение радоваться жизни при любых обстоятельствах — отличное качество, только Нина предпочла бы радоваться жизни подальше от местных интриг, но с этим уже ничего не поделаешь. Заснула она на удивление быстро — страхи отступили. И, как выяснилось, преждевременно. Разбудил ее телефонный звонок.
— Здравствуйте, Ниночка! Как у вас дела, когда возвращаетесь? — Профессор Качев умел говорить со скоростью семьдесят слов в минуту. — Я вас встречу, ваши познания произвели очень сильное впечатление на хранителя мазара. Образованнейший, между прочим, человек. Учился в аль-Азхаре. Классическое образование, впрочем, поговорим, когда я вас встречу, самолет из Ташкента прилетает в пять, вы летите сегодня? Но как же вы успеете, из Бухары?
Профессор сам задавал вопросы и сам же на них отвечал. Нина пробовала вклиниться в плавный поток его речи, но успевала только кивать или мотать головой. Не самый удачный способ выразить мысли при общении по телефону.
— Значит, не сегодня, а завтра. Вот и ладненько, вот и договорились. Ведите себя примерно. До встречи. — Качев повесил трубку, Нина так и не вставила ни слова. Профессор считал, что студенты должны говорить исключительно на экзамене, а все остальное время слушать и слушаться.
Нина вздохнула и загрустила. Несмотря на авторитарную манеру беседовать, профессор был прав на сто процентов. Самый лучший выход — немедленно отправиться в Ташкент и ближайшим же рейсом — в Петербург. Только как объяснить это Максиму: если профессор авторитарен, то этот труженик пера тоталитарен!
Максим не замедлил доказать, что он подлинный диктатор. Во-первых, вошел не постучавшись, во-вторых, тут же стал командовать.
— Быстренько завтракаем. — Журналист деловито раскладывал на журнальном столике дары бухарского базара: краснобокие тугие помидоры, пупырчатые огурчики, полиэтиленовые трубочки, наполненные корейским салатом. — А хлеба я здесь не нашел. — Максим положил на стол лепешку. Потом он набил рот овощами, при этом продолжал распоряжаться: — Давай, давай, ешь, времени нет. Ландалет у входа, выезжаем немедленно. — Советами насчет продления жизни посредством тщательного пережевывания пищи журналист явно пренебрегал.
— А может, все же поедем в Ташкент? — Нина робко взяла помидор.
— Не… гово-и гу-поти. — Максим поперхнулся, даже закашлялся от возмущения. Нина, как гуманист, постучала по широкой спине пострадавшего. — Об этом не может быть речи, мы же договорились — три дня. Все, поехали. — Задыхающийся, с навернувшимися на глаза слезами журналист вскочил и потащил Нину к выходу. На ее сетования относительно неоконченного завтрака и незавершенного туалета он по-королевски не обращал внимания.
— В машине полно припасов, устроим завтрак на траве. — Явно непроизвольная и столь удачная ссылка на бессмертное творение Мане несколько удивила Нину. Бунт был удушен в зародыше.