Смерть на выбор

В холле отеля было темно и безлюдно, если не считать ночного портье, сидевшего за конторкой с научно-фантастическим журналом в руках. Вернувшись на землю из межгалактических просторов, он окинул меня быстрым, но пристальным взглядом. Мы не обменялись ни словом. Я поднялся на лифте и снова оказался перед дверью с номером 307.

Рут спала в той же позе, в какой я оставил ее, — согнув колени и подтянув стройные ноги к груди. Она пошевелилась и вздохнула, когда я закрыл дверь и подошел ближе, чтобы взглянуть на нее. Упавшие на лицо золотые волосы колебались от дыхания. Я осторожно откинул их назад. Она подняла руку, точно защищаясь от удара, но не проснулась. Сон ее был глубок, и я не знал, смогу ли разбудить ее.

Сходив в ванную, я набрал стакан холодной воды, перевернул Рут на спину и вылил воду ей на лицо. Веки ее дрогнули, она открыла глаза и выругалась.

— Подъем, соня! — бодро крикнул я.

— Оставьте меня в покое, не трогайте мои сны. — Она перевернулась на живот и зарылась мокрым лицом в такую же мокрую подушку.

Но я снова перевернул ее на спину.

— Эй, малышка! Пора вставать.

— Нет, пожалуйста, нет. Я не хочу, — проскулила она, снова зажмурив глаза.

Я набрал еще стакан воды и стал над Рут.

— Еще водички? — громко спросил я.

— Нет! — взвизгнула она, понося меня последними словами, и села в постели.

— Одевайся, живо! — скомандовал я. — Поедешь со мной. Или хочешь остаться с Москитом?

Голова ее безвольно болталась из стороны в сторону.

— Не хочу. Он плохой, — сказала она с детской серьезностью, оглядывая сиротливым взглядом голые стены комнаты. — А где он?

— Едет сюда. Тебе надо уходить.

— Да, — пробормотала она, словно повторяя за мной урок, — мне надо уходить.

Я собрал ее одежду с пола ванной и бросил ей — свитер, юбку, туфли и чулки. Но она еще далеко не очнулась и едва ли была в состоянии одеться сама. Мне пришлось снять с нее пижаму и надеть на нее ее вещи. Тело у нее было холодное как лед. Я словно наряжал куклу.

Ее плащ висел на двери ванной. Набросив его ей на плечи, я поставил ее на ноги. Но она не могла или не желала стоять без поддержки. Она снова укрылась на своем далеком острове, доверив свое безвольное тело моим заботам. Я кое-как довел ее до лифта и прислонил ее в углу. Спустившись на первый этаж, я открыл металлическую дверь лифта и подхватил Рут на руки. Веса в ней было немного.

Когда я проходил мимо портье, тот поднял глаза. Но не сказал ни слова. Наверняка он видал куда более странные парочки, чем мы с Рут.

Моя машина стояла у тротуара перед отелем. Я отпер дверь и усадил Рут на переднее сиденье, откинув ее голову на мягкую спинку. Так она и просидела все следующие шесть часов, хотя время от времени норовила сползти на пол. Примерно раз в час мне приходилось останавливать машину и снова устраивать Рут в углу сиденья. В остальное время стрелка спидометра показывала семьдесят пять — восемьдесят миль в час. Миновала мглистая ночь, серый рассвет и долгое солнечное утро, а Рут продолжала спать как убитая в несущейся по дороге машине.

Проснулась она, только когда я остановился у светофора на развилке дорог возле Санта-Барбары. Красный свет застал меня врасплох, и мне пришлось резко дать по тормозам. Рут чуть не сбросило с сиденья — я придержал ее правой рукой, иначе она ударилась бы о лобовое стекло. Она открыла глаза и огляделась по сторонам, не понимая, где она.

— Санта-Барбара, — объявил я. Зажегся зеленый свет, и я нажал на газ.

Рут потянулась и села прямо, глядя на тщательно ухоженные лимонные рощи и недалекие голубые горы.

— Куда мы едем? — спросила она хрипловатым со сна голосом.

— Навестить одного моего друга.

— В Сан-Франциско?

— Нет.

— Это хорошо, что не в Сан-Франциско. — Она зевнула я потянулась еще раз. — Мне совсем не хочется туда ехать. Мне приснился кошмарный сон про Сан-Франциско. Ужасный маленький человечек затащил меня к себе в комнату и заставил делать отвратительные вещи. А какие — точно не помню. Господи, до чего мне паршиво. Я что, напилась вчера?

— Вроде того. Поспи еще, если хочешь. Или, может, пора поесть?

— Не знаю, смогу ли я что-нибудь проглотить, но, наверно, стоило бы. Бог знает, когда я ела в последний раз.

Мы выехали на автостраду, и впереди показался придорожный ресторан. Я остановился на станции обслуживания рядом с ним и помог Рут вылезти из машины. Вид у нас с ней был еще тот. Она все еще двигалась словно лунатик и была бледна как смерть. Я был немногим лучше. Проехав за ночь и утро триста сорок миль, я чувствовал себя так, точно прошел их пешком. Мне необходимо было поесть, выспаться, побриться и принять душ. Но больше всего мне нужно было поговорить или просто посмотреть на кого-нибудь, кто был счастлив, благополучен и добропорядочен или хотя бы одно из трех.

Горячий бифштекс и пинта кофе очень мне помогли. Рут нехотя поклевала кусочек жареного хлеба, макая его в желток сваренного всмятку яйца. Героин был ей и едой, и питьем, и сном. Он был и ее будущей смертью — если она не найдет в себе сил остановиться. Эта мысль не давала мне покоя.