Смерть на взлетной полосе

Алябьев с опаской покосился на девушку, но уточнять ничего не стал. Промолчал и полковник. Он уже знал, насколько неохотно Старовойтова делится воспоминаниями из своего прошлого. Если захочет, расскажет сама. А если нет… Это ее право.

— Почему?.. — прогундосил задержанный грабитель, сидя на полу и все еще не отрывая ладоней от разбитого носа. Он постепенно приходил в себя. Бледность спала, дыхание восстановилось. — Почему так?.. Ведь это несправедливо… Эта мразь до сих пор разгуливает на свободе, а я… Я попадаюсь. Почему я, а не она?..

Вопросы не были обращены к оперативникам. Мужчина разговаривал сам с собой. Алябьев заставил его растянуться на полу лицом вниз, завел ему руки за спину и надел наручники. Порезанный зеркалом локоть продолжал кровоточить. Гуров опустился на корточки рядом с задержанным и извлек из его заднего кармана паспорт. Подхватил на лету выпавший железнодорожный билет и бегло ознакомился с содержимым обоих документов.

— О чем вы, Леонид Константинович? — вполне буднично поинтересовался он. — Какая мразь до сих пор разгуливает на свободе?

Мужчина с трудом принял на полу сидячее положение и привалился к стене. Его губы и подбородок были обильно залиты кровью. Потухшие глаза смотрели не на Гурова, а мимо него. Однако полковник успел заметить, как его визави коротко покосился в сторону погруженной во мрак кухни.

— Убийца моей жены, — тихо, почти шепотом произнес задержанный. — А вы думаете, с чего я вдруг ступил на этот путь?

— Признаться, я об этом вообще не думал, — честно ответил Гуров. — В сферу моей деятельности не входит установление причин психологических расстройств преступников…

Но мужчина не обратил внимания на слова полковника. В эту минуту он не замечал ни его, ни двух других оперативников. Для того чтобы выговориться, слушатели ему были не нужны.

— Я не первый и, думаю, не последний, кто проворачивает грязные делишки подобным образом. Соблазняет женщин, остается на ночь, затем забирает все ценное и уходит. Навсегда и не оглядываясь… Но вы правы… Я не хотел насилия. Я избегал его. Но не все поступают так же благородно. — Грабитель криво усмехнулся. — С моей женой, например, поступили совсем не так. Совсем не так… Хотя начало, как я полагаю, было таким же типичным. Разводка, приглашение на ночь, секс, но потом… Не просто грабеж, а грабеж с убийством… Видимо, из опасения, что жертва опознает преступника. Только так я могу объяснить себе, почему моя жена в итоге оказалась мертва…

Гуров, не перебивая, внимательно слушал эту исповедь. Алябьев и Старовойтова, стоя за спиной полковника, тоже хранили молчание.

— Я был тогда в командировке… — продолжал мужчина, смахнув ладонью кровь с подбородка. — В Питере. Меня не было две недели, а когда вернулся… Это я обнаружил ее. Я нашел ее мертвой. И она была мертва уже несколько дней. — Он замолчал. Вновь бросил взгляд в темноту кухни.

— Когда это случилось? — спросил Гуров.

— Три года назад.

— Где?

— В Волгограде.

— И его до сих пор не поймали? Убийцу вашей жены?

Задержанный покачал головой, и его губы вновь тронула кривая ухмылка.

— Не его, а ее, — поправил он полковника. — Это была женщина. Чертова лесбиянка! Или выдававшая себя за лесбиянку… А ведь я даже и не догадывался о скрытых наклонностях своей жены. Та мразь знала, а я нет… Как же я был слеп…

— Так ее поймали? — на этот раз вопрос прозвучал в исполнении капитана Алябьева.

— Нет. Не поймали. Эта мразь до сих пор где‑то на свободе… А вот меня поймали. Ну, разве это справедливо? Разве есть на земле вообще справедливость?

Он снова смахнул ладонью кровь с подбородка. Попытался было подняться на ноги, но не смог. Поморщился от боли. Гуров взял его под руки и помог принять вертикальное положение. Тот скупо кивнул в знак благодарности, но уже в следующее мгновение боднул полковника в грудь и рванул в сторону кухни. Алябьев вскинул пистолет, однако фигура человека в наручниках растворилась во мраке. До слуха оперативников донесся звон разбивающего стекла. Грабитель высадил его плечом, вскочил на подоконник и буквально вывалился наружу. Старовойтова первой бросилась за ним. Зажгла свет в кухне. На рваных осколках, торчащих из рамы, остались следы крови и клочок черной майки‑борцовки.

— Лежать, гнида! — раздался грозный окрик с улицы, и Гуров без труда узнал голос Крячко. — Я сказал, лежать и не дергаться! Вот так!

Лев прошел к окну и распахнул его настежь. Свет из кухни осветил круглую клумбу, по центру которой, неловко подвернув под себя ногу, распластался мужчина в наручниках. Крячко сидел на нем сверху, дуло пистолета уперлось преступнику в затылок.

— Все в порядке, Стас? — окликнул напарника Гуров.

Тот обернулся. Лицо его выражало крайнюю степень недовольства. Глаза Станислава встретились с серыми глазами Ольги, и недовольство мгновенно испарилось. Крячко растянул губы в улыбке и ответил:

— В полном, Лева. Я взял этого гада. И чем вы только думаете? Еще секунда, и он улизнул бы… Капитан, кинь‑ка мне наручники!

Алябьев смущенно откашлялся.