Смерть на земле горшечника

— Что же получается, Сулиен? Ты не знал о тайне и, стало быть, не мог знать, что это не Дженерис. И все же ты вдруг счел нужным выдумать лживую историю и предъявить кольцо, которое она тебе дала — как ты теперь говоришь — для того, чтобы доказать, что она жива и находится далеко отсюда, и этим подтвердить твои слова и снять подозрения с брата Руалда. Получается, ты не знал точно, виновен он или невиновен, потому что, согласно истории, которую ты теперь нам поведал, ты не знал, жива она или мертва, и, значит, не знал, убил он ее или не убил.

— Нет! — воскликнул Сулиен, от возмущения даже подавшись вперед. — Это я знал, потому что знаю его. Нельзя было даже помыслить, что он был способен поднять на нее руку, а тем более — убить!

— Счастлив тот, чьи друзья так в нем уверены! — сухо заметил Хью. — Очень хорошо. Теперь пойдем дальше. У нас нет причины тебе не верить. Ты ведь доказал, не так ли, что Дженерис жива? Поэтому обратимся к другим возможным поворотам дела, отыщем другую женщину, часто посещавшую здешние края, которую за последнее время никто не встречал. И что же? Ты и к этому тоже приложил руку. Услышав об аресте разносчика, ты тут же принялся искать тот дом, где бы эта женщина могла найти себе приют на зиму, где могли бы подтвердить, что она жива. Сомневаюсь, что ты надеялся встретить ее в этих краях. Но уверен, что ты этому обрадовался. Это означало, что тебе не надо появляться на сцене — она могла выступить от своего имени, услышав, что какого-то человека обвиняют в ее убийстве. Итак, Сулиен? Должны ли мы считать твою руку за руку Господню и видеть в твоих действиях чистую любовь к справедливости, или есть более земная причина? Ты так вроде бы убедительно доказал, что усопшая не могла быть Дженерис, так почему ты был столь уверен, что она и не Гуннильд? Два похожих случая — это уже слишком, чтобы в них можно было поверить! Существование Гуннильд было доказано, она явилась, она сказала свое слово, так что сомневаться не приходится. А о том, что Дженерис жива, мы знаем только с твоих слов. А слова твои, оказывается, лживы. Я думаю, нам не следует долее искать имя женщины, найденной на Земле Горшечника. Отказывая ей в имени, ты тем самым сам назвал ее!

Сулиен крепко стиснул зубы, словно в знак того, что больше не вымолвит ни слова. Слишком поздно было придумывать новую историю.

— Думаю, — сказал Хью, — когда ты услыхал, что именно монастырский плуг извлек из земли, ты ни одной минуты не сомневался, кто эта женщина. Думаю, ты отлично знал, что она там лежит. И ты был совершенно уверен, что Руалд не убивал ее. О, в это я верю! Но на полную уверенность, Сулиен, один Господь имеет право, лишь Он один знает все с достоверностью. Один Господь и ты — вы знаете, кто был убийцей.

— Сын мой, — нарушил молчание аббат Радульфус, — ответь нам, если тебе есть что сказать. Не упорствуй, и если на душе твоей лежит вина — признайся в ней. Если же ты невиновен, так и скажи, потому что подозрение падает на тебя. В твою пользу говорит то, что ты не заставил другого человека, будь он друг тебе или посторонний, нести бремя чужой вины. Лгать в таком деле негоже. Лучше избавить от подозрения всех прочих и сказать прямо: я тот самый человек, не ищите другого!

Воцарилось молчание. На этот раз оно длилось гораздо дольше, и Кадфаэль ощутил, как мертвая тишина в приемной давит на него, стесняет дыхание. Сумрак за окном сгустился в бесформенное свинцово-серое облако, вобравшее в себя все краски мира. Сулиен сидел неподвижно, откинувшись к стене. Сквозь полуопущенные веки была видна тусклая голубизна его глаз. Наконец он зашевелился, поднял руки и стал тереть пальцами щеки, словно холодное отчаяние сковало все его тело и, прежде чем заговорить, он должен был избавиться от парализующего его холода. Когда же он заговорил, голос его звучал негромко и рассудительно. Он поднял голову и встретил взгляд Хью с хладнокровием человека, занявшего определенную позицию, менять которую не намерен.

— Ну что ж, да, я солгал и солгал дважды, но мне нравится лгать не больше, чем вам, лорд шериф. Если я заключу с вами сделку, клянусь — я честно выполню все условия. Пока я еще ни в чем не признался. Я вам все расскажу об убийстве, но при одном условии!

— Условии? — переспросил Хью. От удивления его черные брови взметнулись вверх.

— Условие это ничуть не отразится на моей будущей судьбе, — ответил Сулиен мягко, словно он приводил разумный довод, с которым все здравомыслящие люди обязаны немедленно согласиться. — Единственное, чего я хочу, — это чтобы моя матушка и моя семья не терпела из-за меня бесчестья. Отчего нельзя заключить сделку относительного того, что касается жизни и смерти, раз это может пощадить невиновного и наказать виноватого?

— Ты предлагаешь свое признание, — сказал Хью, — в обмен на то, что вся эта история будет замята?

Тут из-за стола встал аббат Радульфус, руки его были негодующе воздеты вверх.

— Если речь идет об убийстве, никаких сделок быть не может! Ты должен взять назад эти слова, сын мой, иначе ты только усугубишь свою вину.