Смерть нас обойдет

   Привалился на правый бок и почувствовал, как в тело уперлась ручка канадского ножа. Выпрямился, передвинул ее чуть в сторону. Нож нашел случайно, в заброшенном каменном сарае с дверью, обитой листовым железом. На цементном полу валялись гильзы, снаряженные русские патроны, доски от разбитых винтовочных ящиков, а у стены, в деревянной пирамиде, торчал нож. Сергей ему обрадовался. В ШМАСе командир взвода, офицер-фронтовик, показывал курсантам, как метать канадский нож в цель, добивался точности броска. Груздев шутя освоил нехитрую науку. Костя сперва удивился необычной форме и тяжести находки. «Свинцом что ли его залили? — высказал предположение лейтенант. — Зачем он тебе нужен? Финка удобнее». Сергей молча метнул нож метров за пятнадцать в нарост на березе. Костя еле вытащил глубоко вошедшее в ствол лезвие. «Ну и штучка с ручкой!» — уважительно заметил он.

   Над машиной пронесся самолет. По звуку моторов Лисовский определил: «юнкерс» пошел на посадку. Штандартенфюрер перестал нервничать и замкнулся в обычной своей горделивой молчаливости. Нашел нужным сообщить:

 — Аэродром... Скоро Сохачев.

   По мосту пересекли реку, поднялись по крутой дороге к нависшим над берегом хмурым крышам. Сквозь частую сетку мелкого дождя виднелся распластанный, безмолвный город. В окнах ни огонька, на безлюдных улицах настороженные военные патрули. Темным, величаво-строгим силуэтом промелькнул старинный костел.

 — Высвободить бы десяток дивизий на фронте и стереть бандитов в порошок, — разразился ненавистью Бломерт. Видно, ему подействовал на нервы враждебный немцам город. — Подряд, не считаясь с полом и возрастом, мы должны ликвидировать славян. Иначе они уничтожат немцев.

   Пассажирские вагоны стояли в тупике, вдали от разбомбленного вокзала, в окружении сгоревших пакгаузов. «Мерседес», по-утячьи переваливаясь с боку на бок, осторожно пробирался по свеженастланному деревянному настилу. Остановился, и синим светом вспыхнул фонарик. Часовой разглядел машину, отступил в сторону и затаился в темноте.

 — Курт?!

 — Слушаю, штандартенфюрер!

 — Позаботься о моих друзьях. Позвонят из Берлина, переключи на гестапо.

    Курт, судя по погонам, носил эсэсовское звание капитана — гауптштурмфюрера. С жестким взглядом, собранный, подтянутый, он старательно выполнил приказ Бломерта. Когда поднимались в вагон, он предупредительно открыл дверь. И здесь безлюдье. Большие, плотно затянутые темно-синими шторами окна, неяркие лампочки под потолком и бра. В умывальной парни нашли чистые полотенца, мыло, платяную и обувную щетки. Смахнули с себя дорожную пыль, с удовольствием умылись после длительного и утомительного пути. Освеженные вышли и попали к накрытому столу.

   В купе, где после ужина их оставил Курт, диваны с высокими списками. Сергей удивленно огляделся и, не найди привычных полок, хотел, спросить у Кости, куда они подевались, но тот поспешно приложил палец  к губам. Груздев чуть не расхохотался, настолько его друг стал похож на плакатного немца, что предупреждал танкистов в эсэсовском госпитале: «Пст-т! Враг подслушивает!» Но осмотрелся и понял: Костя прав. Разговор легко услышать в соседних купе.

Неторопливо разделся, складывая одежду в том порядке, к которому, незаметно для себя, привык в госпитале. Тащит их за собой старый хрыч в Берлин, как цыган тощих кляч на живодерню. Вздохнул и улегся на диван, рассудив, что утро вечера мудренее.

   Проснулся от негромкого перестука вагонных колес, напомнившего тот первый недолгий переезд из Ачинска в Красноярск, куда с командой призывников ехал в школу младших авиационных специалистов. Поднялся со щемящим сердцем, сдвинул штору и взглянул в начинающийся день. Серый дождь, скелеты обнаженных деревьев, тусклая равнина и редкие фольварки. В полукилометре лошадь,  заляпанная грязью по самую репицу, никак не вытащит из глубокой колеи застрявшую повозку. То и дело у насыпи мелькают вышки с пулеметами и прожекторами. «Фрицы партизан боятся!» — эта мысль несколько утешила парня.

   Костя спит и губами причмокивает. Счастливец! Поди, родители, снятся. Ольга, сестренка. А ему не везет. И во сне с фрицами воюет, будто наяву они не осточертели. У-у, легок на помине! Черта только упомяни, и он тут как тут. И улыбается, хмырь болотный. Губы как у жабы, тонкие да синие, а под глазами багровые мешки фонарями светятся. Коньяк предлагает, самому, поди, не терпится согреть окаянную душу. Ну и отрава, а запах?! Бр-р...

 — Гутен морген! — послышался бодрый Костин голос и, не прикасаясь руками   к дивану, он спрыгнул на пол.