— Милый, ты кто?!
В ответ расширенные, ничего не понимающие, зрачки. Щенок, открывший глаза и моргающий от испуга: вот ты какой, оказывается, о, новый дивный мир!
— Ты кто?
— Я?! А ты разве не помнишь?
— Не-а.
— Как?
И такая обида, что мне даже неловко стало. Впрочем, почему я должна помнить, как его зовут?!
— Я же тебе вчера предложение сделал!
Аргумент! А я и не помню.
— Я же тебе вчера стихи читал!
Еще один аргумент!
— Ну и что?
— Ты говорила, что я гений!
— Ну и?
Беседа зашла в тупик. Мы немного полежали, глядя в лепной потолок. Он первый не выдержал:
— Замуж пойдешь?
— За кого?
— За меня!
Я мотнула головой. Зачем ему такая жена? Даже с Колькой Епишиным у нас ничего не получилось, а ведь он единственный, кого я до сих пор люблю. Несмотря на себя. Несмотря на него и его прыщавую женушку. Казуистика? Да нет — жизнь. Или, зыбучая жопа, если быть совсем уж точной.
19 января.
Рано утром пришла Марьяна. Тонкая, красивая и очень опасная. У безупречных губ залегли столь же безупречные складки-морщинки. На длинных ногах розовые колготки. Шея в пушистом боа, тоже розовом. Все остальное — черное. И какой модельер придумал этот дурацкий наряд? Хотя, наверное, я к ней несправедлива. Нормальный наряд, только очень крикливый и немного безвкусный в духе Татьяны Парфеновой. Со вкусом у нее всегда было сложно. У Марьяны, а не у Парфеновой. Хотя и там тоже проблемы очевидны.
— Я к тебе по делу! — розовые перышки колыхнулись. Безупречные складки стали глубже и старше. — Вылезай из-под одеяла!
И чего командует?! Мы с этой заразой почти что ровесницы. Она даже меня старше. Обе блондинки, только она чуть стройней, зато у меня ноги красивее. У обеих приличные родители и солидный счет в банке. У меня — куча любовников. У нее — муж. Только бывший. В общем, квиты. Подружки мы.
— Чего надо? — вылезать из теплой кровати рано утром не хочется. Куда как приятней понежится под одеялом, чувствуя шелковый уют дорогой пижамы. — Я тебя не звала.
— А я как смерть, сама прихожу, — зло усмехнулась Марьяна и перешла от слов к делу. — Барби, у меня проблемы.
— Удивила, — я сладко зевнула. — У кого их нет.
— Ты не понимаешь, — моя подружка выглядела на редкость встревоженной. — Меня шантажируют.
— На предмет?
— На предмет бывшего, — она нетерпеливо постукивала пальчиком по ярко-розовой коленке. — Ну, из-за той истории, помнишь?
Историю я помнила. Как такое забудешь! Не только замужество лучшей подруги, но и события, предшествующие этой скандальной свадьбе, по-прежнему торчали занозой в моей дырявой памяти. Может, потому, что самой мне брак не светит, пусть даже и столь краткосрочный.
— Ну, так как, поможешь? — Марьяна немигающе смотрела прямо мне в глаза. И я в который раз подивилась: как при таком змеином взгляде она можете считаться хорошенькой! Или я опять к ней несправедлива?
— Чем помочь?
Она разозлилась.
— Ты, похоже, меня совсем не слушаешь. Повторяю еще раз: МЕНЯ ШАНТАЖИРУЮТ. И я хочу выяснить, кто это делает!
— Ну а я здесь причем? — логика Марьяны была совершенно непонятной. Конечно, когда умерла жена Самойлова, подозрения в первую очередь пали на эту сладкую парочку. Особенно досталось Марьянке — красивой разлучнице, рискнувшей разбить крепкую, дружную семью, да еще столь варварским способом. Дескать, была в гостях и в интервале между чаем и пирожными взяла да и отравила супругу любовника. Та посинела, закряхтела и отдала богу душу. Но у Марьяны оказалось, пусть и хлипкое, но алиби: после ухода Серовой, жена Самойлова сделала несколько телефонных звонков, а Марьянка на момент смерти соперницы отчаянно ругалась с таксистом: тот отказывался давать сдачу с тысячерублевой купюры.
Потом принялись перемывать косточки профессору. Лично я зла на него не держу, хотя в постели мог бы и поактивнее себя вести, но да то дела давно минувших дней. Видать кому-то он все-таки, дорогу перешел. Я сделала над собой усилие, и нехотя вернулась к теме утренней беседы. — При чем здесь я? Шантажируют-то тебя, а не меня.
— Ну, ты же моя подруга! — на змеиные глазки Марьяны навернулись слезы. — И ты умнее!
Аргумент! И ведь не возразишь. Я действительно умнее. Только кому от этого легче?
— Убедила. Рассказывай суть, — из одеяла мне все-таки пришлось вылезти.
Марьяна терпеливо, хотя и неодобрительно смотрела на то, как я жадно приникла к бутылке с вином. Бульк-бульк — определенно, жизнь налаживалась!
— Женский алкоголизм — страшная штука, — изрекла банальную сентенцию.
В ответ я еще раз булькнула и вытерла рот рукавом пижаме. На белом шелке расплылось алое пятно.
— Ты сюда пофилософствовать пришла?
Марьяна обиженно засопела:
— Для тебя стараюсь! — и поскольку я не прореагировала на проявленную заботу, сухо начала: — Кто-то вторую неделю требует у меня денег за молчание, иначе грозится пойти в милицию и предъявить неопровержимые доказательства, что это я убила Самойлову.
— Бр-р! Я утром плохо соображаю. Еще раз и помедленнее…
— Кто-то… — послушно начала Марьяна, но я перебила ее вопросом:
— Во-первых, как с тобой связываются? По телефону?