Смерть навылет

— Точно! На нее жаловалась гардеробщица, лаборантки, и две девочки из, как сейчас принято говорить, неблагополучных семей. Остальные либо с трудом ее припоминали, либо удивлялись терпению, исполнительности и, не побоюсь этого слова, услужливости. Правда, когда она вышла замуж за Епишина, то в первое время вела себя, словно королева в изгнании. Вот-вот и за ней пошлют гонца. Гонца не прислали — гонор сразу исчез. Даже колечко с пальца сняла, чтобы лишних вопросов не задавали.

— Николай ею тяготился?

— Похоже, что да. Он ведь Варварой был увлечен не на шутку. Жены стеснялся. Вместе они появились только один раз — на какой-то клубной вечеринке. По-моему, ему просто не с кем было туда пойти: Варвара лежала дома с температурой. По словам свидетелей, Николай звонил ей каждый полчаса и очень беспокоился, чем вывел из себя Елену. Она хватила лишку и попыталась станцевать стриптиз. Епишин ее стащил со сцены, но после отвратительной сцены, сразу же ушел. Лена осталась. Заказала себе еще выпивки и кричала, что убьет Громову.

"Тем не менее, Джокеру она заказала еще и родную мамашу, поздновато ообразив, что мертвая соперница ей станет только мешать. Мертвых любят намного сильнее и преданней, чем живых. При всех своих недостатках, отсутствием ума Крапивина не страдала, и посчитала нужным убрать мать. Но почему? Видимо, причины здесь были намного серьезнее, — думала я, получив небольшую передышку: Сухоруков опять отогревался коньячком. — Но какие? Квартира? Квартира! Пусть и спальный район, пусть и мелкая "хрущоба", но ведь ее можно продать! Стоимость недвижимости в Питере резко взлетела. За эту "двушку" Лена получила бы не меньше шестидесяти тысяч, а, может быть, и больше. Деньги не такие большие, но для студентки, привыкшей жить в нищете, это состояние. Вот только что она собиралась с ними делать? Где-то ведь нужно жить?! Это раз. Нужно во что-то одеваться. Это два. Что-то есть и пить. Это три. Шестьдесят тысяч легко потратить на шмотки, а потом?! Что она собиралась делать потом?!". Плавный ход мыслей прервало брюзжание Сухорукова:

— Стефания Андреевна, а вы знаете, что Джокер зарегистрировался под вашим именем?

— Знаю. Но уверяю вас, Джокер — это не я.

— Верю. Зачем вам такие проблемы? Пиар никакой, а шуму и нервотрепки много. Я вот о чем хочу вас спросить, — он наклонился близко-близко, и я уловила запах усталости от прошедшего дня. Поморщилась, но не отстранилась: — Вы не думали о том, кто это может быть?

— Думала, конечно, — мы въехали на автозаправку. Выходить из машины было лень, и я махнула рукой взъерошенному парнишке. Тот рьяно принялся за дело, ожидая щедрых комиссионных. — Меня все время преследует ощущения, что я знаю этого человека. Может быть, не так хорошо, но то, что мы с ним пересекались в стенах факультета, это точно.

— Вы считаете, это кто-то из своих? — понизил голос Сухоруков, прислушиваясь к слабому шевелению Улиты позади.

— Уверена! Он был знаком со всеми жертвами, вряд ли это могло быть простым совпадением. — На миг мне захотелось рассказать о письмах, найденных в компьютере Белоснежки, но я тут же — интуитивно — отказалась от этой мысли.

— Но какие у него мотивы? — Сухоруков, не спросив разрешения, закурил отвратительные сигареты. Я закашлялась. Он не повел и глазом. — Ну, хорошо, я вполне могу допустить, что Джокер учится или работает в стенах вашего факультета. Я могу допустить, что будущих жертв он отбирает на факультетском же форуме. Но по какому признаку?

— Громова, Епишин и Крапивина — типичный любовный треугольник. Она любит его, он любит другую, другая не любит никого, кроме секса.

— И?

— А вдруг он ненавидит эту геометрическую фигуру или, скажем, сам когда-то был в подобной ситуации. Вот и решил помочь несчастным влюбленным.

— Помог, ничего не скажешь — три трупа, — следователь потер виски. — Главное, что они уже не смогут сказать ему большое человеческое спасибо. Нет, слишком узко и сложно. Должны быть другие причины. И опять же эти странные записки, связанные с игрой. Просто детский сад какой-то. Выдумал игру в прятки: раз-два-три-четыре-пять, я иду тебя искать. А получилось…

— Получилась — смерть на вылет. Кто не спрятался, он не виноват, — мы подъехали к моему дому. — Константин Григорьевич, может, у нас заночуете? Ночь на дворе! И холодно.

Сухоруков помялся:

— А я вас не стесню?

Какая прелесть!

— Не стесните, места много. Только хочу вас предупредить, что в качестве домашнего питомца у меня живет крокодил.

— А он кусается?

Очаровательно! Более дурацкого вопроса я не слышала!

— Конечно! И очень больно!

Он вдруг совершенно по-детски улыбнулся:

— Чур, он будет спать с ней, — следователь кивнул на свернувшуюся калачиком Улиту, — Думаю, ей должно понравиться. Ну, давайте показывайте своего крокодила! Сто лет в зоопарке не был.

ГЛАВА 13

21 января.

7.15.