— Я
— Как минимум четверо из них мертвы! — вставил Дамир.
— Если вы станете пить полезный томатный сок ведрами, то умрете! — парировал Губерман. — Для чего даются рекомендации — для того, чтобы их выполняли! Видимо, они хотели усилить результат, а лучшее, как известно, враг хорошего. Я говорил, что снижение веса должно идти постепенно, и четко прописывал дозировку, необходимую каждому, — тут ведь нужен индивидуальный подход.
— А вам не приходило в голову, что вы давали наркоманам героин, как бы между прочим сообщая, что не следует перебирать с дозой? — поинтересовался Шеин.
— Глупости, мой препарат не вызывает привыкания!
— Химического — возможно, и нет, но как насчет психологической зависимости? Видя положительный результат, кто же не захочет, чтобы дело пошло еще быстрее, еще успешнее? Вы — хороший психолог, Даниил Борисович, раз вам удавалось морочить голову не самым глупым людям, и вы не могли такого не предвидеть! Разве не понятно, что преодолеть искушение практически невозможно?
— Ну, знаете, — развел руками Губерман, — если, скажем, раковый больной принимает морфин, будучи предупрежден о передозировке, но все равно использует больше, надеясь снять болевой синдром на продолжительное время, разве в этом вина врача?
— Некорректное сравнение! — резонно возразил Ахметов. — Морфин — подотчетный препарат, и — да, вина врача в том, что пациент получил на руки большую, чем положено, дозу, — если, конечно, он не добыл его сам, нелегальным путем!
— Выходит, вы признаете, что ваш горе-препарат является ядом по своей сути? — уточнил Шеин.
— Ничего подобного! — упрямо поджал губы Губерман. — Ни один суд, ни одна комиссия не признает меня виновным, потому что для этого необходимо доказать, что пациенты умерли именно от моего препарата, а чтобы это сделать… Короче, вы ничего не докажете. Я требую адвоката: вы больше не услышите от меня ни слова, пока он не приедет!
— Так значит, все-таки несчастный случай! — качая головой, проговорил Мономах, стирая с рук остатки массажного крема. Алла стояла в дверях ванной и видела его лицо в зеркале над умывальником. И свое — красное, разгоряченное после получасового сеанса.
— Мне кажется, что это не совсем так, — задумчиво проговорила она. — Конечно, доказать это проблематично, ведь единственный человек, своими глазами видевший, что происходило в тот вечер на балконе особняка, мертв. Да и, честно говоря, мне не хочется докапываться до самого дна правды: хватит и того, что Абрамов признался в нападении на Чувашина. Ничто не указывает на то, что он лжет: Абрамов не отрицает, что несколько раз ударил погибшего, но умер-то Арсений в результате падения с высоты! Толкал его Абрамов или нет — это уже предстоит доказывать в суде его адвокату. Ничипорук попал под машину, испугавшись, что Абрамов пришел его грохнуть, так что если тут и присутствует его вина, то только косвенная.
— Вы ему верите?
— Признаться, да. Он и Ларису убивать не планировал.
— Да ну? — скептически скривил рот Мономах.
— По словам Абрамова, он пришел с единственной целью — записать разговор с Бузякиной, чтобы потом иметь возможность отнести запись к следователю.
— Или чтобы шантажировать ее!
— Этим занимался Чувашин, а Абрамов…
— Он, может, и клянется, что не имел такого намерения, однако мы об этом не узнаем, ведь Чувашин мертв! А что, если ваш Абрамов убил парня не в порыве праведного гнева, а потому что не хотел делиться деньгами, которые рассчитывал получить с Ларисы?
— Я думала об этом, но… Понимаете, тут необходим личный контакт с подозреваемым: если бы вы с ним пообщались, то, скорее всего, пришли бы к тем же выводам, что и я.
— Хорошо, а как же с Губерманом — неужели и он избегнет наказания? — сменил тему Мономах, но Алла чувствовала, что ее объяснения в отношении Абрамова его не удовлетворили.
— Могу обещать одно: его дело затянется! — вздохнула она. — Губерман убежден в том, что не делал ничего предосуди…
— Да? — перебил Мономах. — А как же продажа нелицензированного препарата, который не прошел даже первую стадию клинических исследований?!
— Это легко будет вменить ему в вину — тут даже не сомневайтесь, Владимир Всеволодович! А вот насчет остального…
— Может, пройдемся? — неожиданно предложил Мономах. — Пока не стемнело?