— Собственно говоря, у Бузякиной есть один банковский счет, на который не наложен арест: ей удалось доказать, что этот счет не имел отношения к Томину. Насколько мы сумели выяснить, доступа к своим иностранным счетам он не оставил ни жене, ни дочери. Так вот, за последние полгода Лариса ежемесячно снимала одинаковые суммы — двести пятьдесят тысяч.
— Регулярные выплаты, особенно если они осуществляются наличными, говорят обычно об одном…
— Мы тоже подумали о шантаже.
— И чем, как вы полагаете, могли шантажировать Бузякину?
— Есть одна мысль. Примерно в то же время, как начала снимать деньги со счета, Лариса попала в автомобильную аварию. У нее начались серьезные психологические проблемы, и ей даже пришлось обращаться к специалисту, чтобы их преодолеть.
— Лариса кого-то убила, избежала наказания, и ее замучила совесть?
— В том-то и дело, что убила не она!
— Как так?
— В том дорожном инциденте действительно погибли две девочки, но за рулем сидела не Лариса, а ее приятель из театра, тоже актер. Он стал виновником аварии, но погиб, поэтому уголовное дело было закрыто в связи со смертью подозреваемого.
— Тогда не думаю, что тот случай мог привести к шантажу: если Бузякина была всего лишь пассажиром…
— Совершенно с вами согласна, но авария — единственная зацепка, которая хоть что-то может объяснить! Я встречалась со следователем по делу, и он весьма путано и с явным неудовольствием пояснил мне обстоятельства. Точнее, вовсе отказался что-либо пояснить. Из дела чудесным образом исчезли фотографии с места происшествия, осталась только его схема и описание.
— Действительно, странно! А Лариса и погибший водитель находились в машине вдвоем?
— В том-то и дело, что нет: там был еще один человек, Арсений Чувашин, их коллега.
— И что он говорит?
— К сожалению, он уже ничего не сможет сказать по причине гибели.
— Как, и он тоже? Вам не кажется, Алла, что в этом деле многовато трупов?
— И не говорите! Сначала Лариса, потом Чувашин, теперь вот еще Ничипорук…
— А как насчет Дарьи и этого парня, юриста, — вы не пытались прямо спросить его о связи с обеими женщинами?
— Когда я с ним общалась, то еще не знала о Дарье, — объяснила Алла. — Но свою связь с Бузякиной он отрицал. Искомов не из тех, кого легко расколоть: он слишком долго работал в связке с Томиным, чтобы не нахвататься от него соответствующих приемчиков, при помощи которых ему удавалось обманывать такое количество далеко не глупых людей! Признаться, в тот момент даже я ему поверила.
— А теперь не верите?
— Нет, но пока не придумала, чем его прижать. Мой сотрудник откопал в сети приватные фотографии, на которых некий мужчина, которого не представляется возможным разглядеть, фотографирует полуобнаженную Ларису.
— Никогда не понимал эту тягу к эксгибиционизму! — поморщился детектив. — Ну ладно бы еще снимали, но зачем же выкладывать снимки туда, где любой мало-мальски опытный хакер сможет их увидеть и даже пустить гулять дальше по просторам Интернета!
Алла кивнула, соглашаясь.
— Наши техники сейчас работают, пытаясь опознать фотографа, — продолжала она. — Однако, даже если им это удастся, снимки докажут лишь связь Искомова с Бузякиной, но не с ее дочерью.
— Но вы же сами рассказывали, что слышали разговор Дарьи с юристом…
— Да, но я их не видела, и мои слова — пустой звук!
— Мне кажется, вам проще будет найти подход к Дарье. Во-первых, она женщина, а женщины, уж простите за откровенный шовинизм, куда более впечатлительны, а значит, легче поддаются внешнему воздействию. В конце концов, ее мать погибла! А вдруг она не знала о намерениях Искомова избавиться от Бузякиной?
— Вы думаете, он мог единолично решиться на это?
— Почему бы и нет?
— Что ж… Судя по всему, Дарья беременна, и, вероятнее всего, от Искомова.
— Вот! Долго скрывать такое невозможно, и ему нужно было что-то делать. Наверняка Лариса не отнеслась бы с одобрением к тому, что собственный любовник заделал ребенка ее дочечке! Дарья, в свою очередь, была материально зависима от матери и вряд ли рассчитывала переехать к Искомову без гроша в кармане. Надавите на Дарью, мой вам совет, она скорее расколется, особенно если и в самом деле приложила руку к смерти матери: нужно быть совершенно бесчувственной колодой, чтобы не испытывать при этом угрызений совести!