Смерть несущая. По ту сторону грани

Несмелый шаг вперед, и вот я уже бегу со всех ног туда, где меня непременно ждут. Где так вкусно пахнет хлеб, испеченный руками матери. Где так тепло не потому, что отец затопил печь, а лишь потому, что все мы дома. Где есть то, что не найти просто так, как бы сильно мне этого не хотелось. Любовь живет в этом доме. Она делает его теплее и богаче, чем любой дворец может быть. Легко отворить калитку, взбежать по таким знакомым ступеням и, кажется, даже услышать голос родных, о чем-то оживленно спорящих за скромным обедом, когда сердце радостно сожмется в предвкушении такой долгожданной встречи.

— Мара скоро придет, мам! Не надо её искать, — смеётся Ким.

И я, более не раздумывая ни минуты, легко потянула на себя входную дверь, чтобы в тот же миг оказаться в пустом и давно заброшенном доме на границе Ирэми. Глухо хлопнула ставня в давно разбитом окне. Невольно поежившись, вошла внутрь. Сейчас все в нашем прежнем доме было блекло-серого холодного оттенка. Стены, мебель, даже свет, проникающий сквозь небольшие оконца. Я шла вперед и с болью в сердце понимала, что дом наш давно опустел. И вместе с его обитателями ушел и уют из этих стен. Всё внутри ветшало и разрушалось. С каждой новой зимой этот дом исчезал из реальности. Невольно зацепившись взглядом за огромный обеденный стол, за которым в свое время собиралась вся наша огромная семья, я вздрогнула. Спиной ко мне сидела фигура, укутанная в черный длинный плащ, и как бы я не старалась разглядеть его полы, у меня не получалось. Казалось, её одеяние просто сливается со сгущающейся тьмой у её ног.

— Ну, что же ты замерла, — раздался такой знакомый, завораживающий женский голос. — Даже не выпьешь со мной чаю? — женщина подняла руку, отчего широкий рукав её одеяния чуть соскользнул по руке, обнажая длинные узловатые пальцы, казавшиеся тонкими веточками утянутыми кожей. Прошу, — указала она на место напротив себя.

От такого простого её жеста сердце моё невольно сжалось, и волны леденящего душу ужаса прокатились по спине. Тело мое сперва бросило в жар, а потом — в такой же, едва терпимый, холод. Казалось, на вмиг одеревеневших ногах я прошла на то самое место, что предлагала она, и тяжело, будто древняя старуха, опустилась на широкую скамью. Лицо незнакомки, как и всегда, было сокрыто под плотным темным капюшоном.

Посередине грязного давно ни кем не протираемого стола стоял изысканный сервиз на две персоны. Небольшой пузатый чайничек из белоснежного фарфора и блюдо, в котором лежали огромные наливные алые яблоки. В руках у женщины был изящный серебряный серп — так похожий на мой игнис — которым она ловко снимала кожуру с сочного плода. Длинная тонкая полоска надломилась и упала в одну чашечку, после чего женщина дочистила яблоко, и такой же завиток упал в чашку, что стояла ближе к ней. Небрежно отшвырнув очищенное яблоко на грязный стол, она сноровисто взяла небольшой чайник и разлила горячий напиток. По дому поплыл одуряющий аромат свежезаваренного чая, яблока и ещё чего-то… терпкого, но невероятно притягательного.

— Попробуй, — придвинула она белоснежную чашку на тонком фарфоровом блюдце ко мне. Потрясающе, — подняв свою чашечку и жадно вдохнув исходящий от напитка аромат, сказала она, делая осторожный глоток.

Не желая перечить и ещё больше желая распробовать необычный напиток, я тут же последовала её примеру. С удовольствием прикрыв веки, я сделала небольшой глоток, и всё внутри меня будто бы задрожало от непередаваемого вкуса, что расцвел на языке. Напитком хотелось наслаждаться, его хотелось смаковать на языке, словно то был не просто чай, а… Невольно вздрогнув и отстранив от губ чашку, я заглянула в неё, пытаясь рассмотреть содержимое. Темная густая жижа плескалась на самом дне. Испуганно подняв взгляд, я замерла, не в состоянии осознать происходящее. Изящные алые губы кривились в усмешке, и с их уголка стекала густая темно-алая струйка. Зеленые кошачьи глаза искрились весельем, а тяжелые рыжие кудри спадали на точеные плечи.

— Скажи, разве может быть что-то лучше? — усмехнулась она.

В этот самый момент, я будто очнувшись от охватившего меня оцепенения, прыгнула на неё, более не сдерживая своей натуры. Моя рука легко вспорола податливую плоть, вырывая из груди женщины то, что давно следовало вырвать. Но стоило моей кисти сомкнуться на ещё трепещущем сердце и посмотреть в глаза той, что я так истово ненавидела, как испуганный полустон-полукрик покинул мои губы.

Сейчас у моих ног, жадно глотая воздух, была вовсе не Фрида. Полные непонимания и муки на меня смотрели угасающие золотые глаза. Словно кто-то неосторожно погасил это золотое сияние. Лео силился что-то сказать, но я не могла понять ни слова, лишь булькающие хрипы доносились из его горла. И кровь. Казалось, жидким золотом было покрыто всё вокруг. Я чувствовала, как в последний раз сжалось нечто теплое у меня в руке, а взгляд того, кто был так дорог мне, показался пугающе пустым и безжизненным.

— Нет, — одними губами, прошептала я. — Нет!