Смерть ничего не решает

— Гыров лучше иметь в союзниках или хотя бы не во врагах. Конечно, еще лучше в друзьях, но сейчас это будет сложно сделать. Впрочем… — кам замолчал и отрешенно уставился на жаровню.

— Говори уже.

— Ойле, младшей из выводка Таваша, следующим летом исполнится тринадцать, вам стоит присмотреться.

— Нет, — отказ был, пожалуй, слишком резким.

Но Кырым, покачав головой, мягко заметил:

— Никаких обещаний, лишь толика внимания, намек.

— Зачем? — Ырхыз сжал голову руками.

— Вы — тегин. И милостью Всевидящего станете каганом. Когда-нибудь. Но не очень скоро, ведь к счастью ваш отец пребывает в добром здравии. Равно как и ваш брат. И его дядя, досточтимый Агбай-нойон, столь любезный кагану из-за дел с побережниками.

С каждым словом выражение лица Ырхыза менялась, а хан-кам словно бы не замечал. Он стоял, разглядывая собственные руки, темно-красные, с посиневшими, несмотря на теплые перчатки, ногтями, и говорил:

— Агбай-нойон молод, дерзок и готов на все, лишь бы использовать выпавший ему шанс. И полагаю, что через некоторое время вам понадобится поддержка… заинтересованных людей. И лучше бы интерес этот был подкреплен чем-то серьезным.

— Убирайся! — В сторону Кырыма полетел сапог, от которого тот ловко уклонился.

— Только Всевидящий зрит все дороги. — Кам поднял сапог и аккуратно поставил его к двери, потом спокойно подошел к Ырхызу и забрал второй. — Тот, кому выпало править, должен уметь управлять прежде всего собственными желаниями. Поэтому для начала давайте не будем мозолить ему глаза вашей скланой.

— Голова болит, — пожаловался тегин. — Я не хочу, чтобы она уходила. Ты не понимаешь, Кырым.

— В Ашарри достаточно женщин. Успокойте старика Гыра, обратив ваше высочайшее внимание на кого-нибудь из человеческого рода. И к Ойле присмотритесь, она хорошая девочка, послушная.

Тегин прикрыл глаза и медленно повел головой, так, чтобы захрустели позвонки.

— Идем, крылана, тебе здесь не место. — Кам двинулся к выходу.

Не открывая глаз, Ырхыз вяло махнул рукой ему вслед и произнес:

— Элы, иди. Кырым, а ты тогда прикажи принести намума. И побыстрее.

Проклятье, ей совершенно не хотелось удаляться от тегина. Но спорить бесполезно, и Элья подчинилась.

Покинув покои тегина, Кырым, свернул в один из боковых коридоров замка. Шел он быстро, видимо, желая избежать неприятной встречи с хозяином Ашарри. И это решение было весьма разумным.

Подстроившись под шаг хан-кама, Элья позволила себе осмотреться. Колоннада, узкие стекла с синими и зелеными витражами: цветы, а не наирские лошади. Синие и белые шелка. Щиты. Факелы. Шары, от которых тянет эманом. Солидный замок, огромный. И покои, отведенные Кырыму, мало чем уступали в роскоши таковым тегина. Разве что стражи у двери не стояло.

— Здесь пока побудешь, — сказал хан-кам. — Бежать не пытайся. Выходить тоже. Это не в твоих интересах, ибо Гыры славятся несдержанностью характера. Тайчи, помоги ей раздеться.

Мальчишка-прислужник принял куртку. Если он и был удивлен нежданной гостьей, то виду не подал.

— Почему кожа потемнела на два тона? Когда начали отрастать волосы? Голова болит? Зрение не пропадает? Тошнота? Сыпь?

— Н-нет, — Элья старалась не спускать глаз с кама, который все с той же поспешностью принялся описывать круги по комнате, с каждым разом подходя все ближе. Тайчи же требовательно дернул за рукав, указав на длинный жилет и рубашку.

— Но какие-либо изменения, кроме волос были? Раздевайся! — рявкнул кам. — Быстро.

— Я не хочу!

— Твои желания роли не играют. Да и мои…хм… желания по отношении к тебе лежат в совершенно иной области. Поэтому раздевайся и отвечай.

И Элья подчинилась.

Стоять на полу холодно, пальцы онемели, а шевелиться нельзя. Кырым не велел. Он за спиной, дышит в затылок, касается голой спины ледяными иглами очередного прибора, бормочет что-то, иногда отдает отрывистые приказы Тайчи или ей.

Успокоиться и не думать о том, что иногда больно. Что неудобно. Что если Ырхызу она надоест, то это поверхностное обследование сменится куда более пристальным и болезненным…

— Здесь чувствуешь? А здесь? Что именно? Холод? Жар? Боль?

Холод Элья чувствует, всей своей кожей, неужели не видно? И еще — желание взять один из приборов и размозжить им голову сначала Кырыму, а потом и мальчишке, который сел в углу и наблюдает, не столько за камом, сколько за ней. Любопытный маленький гад.

— Что такое понорок? — Почему бы и ей не проявить любопытство, раз в этой комнате так заведено.

— А? — Кырым, с увлечением рывшийся в одном из ящиков, на минуту отвлекся. — Понорок? Это труба. Железные демоны в кузнях печи топят, Мхат-Ба греют, а через понорки лишний жар выпускают.

— Там не жарко.

— Как сказать, как сказать. — Хан-кам вытащил из ящика шприц, зашел за спину и велел: — Стой смирно.

Это настолько больно, что не спасло даже ожидание чего-то подобного. Элья взывла и, дернувшись, попыталась одной рукой ударить старика, а второй нащупать проклятую штуку, что воткнулась в спину. Где-то рядом с лопаткой пылала огнем кожа.