Смерть ничего не решает

Дурить? О чем это? И где браан? Или сначала формальное покаяние перед членами суда, каждый из которых мечтал о том, на что Элья решилась? Мечты мечтами, но делать все буду строго по правилам. Речи. Нотации. Раскаяние, которое не будет выглядеть искренним, но они примут — не могут не принять. Прощение.

Браан на пояс и фиолетовый цвет фракки вместо унылого серого. И марево портала, которое раскроется перед Эльей. Снова будет аромат прелой хвои, сырой земли и крови. Запах войны, её железно-влажный шум… Не прав был икке: чтобы жить, нужно убивать.

Но в Ун-Кааш о смерти не думалось. Город расходился от территории приемки спиралью, что преображалась с каждым витком. Вот невзрачные коробки сменились гранитными глыбинами, в которых каплями слюды поблескивали окна. Мелькнули и исчезли четырехугольные башенки фейхт-училища — скоро желтый двор заполнится новым набором, который обживет старые стены. А вдали уже показалась тяжелая громада Канцелярии.

— Не туда, — остановил Раард, когда Элья хотела свернуть на боковую улочку.

— Но так быстрее.

Младший — все-таки Бхаар или Гааши? — демонстративно положил руку на кнут, а Раард повторил прежнее:

— Не туда.

Спокойно. Он всего лишь исполняет долг. И перед новичком рисуется. А уже вечером все вместе — Элья и белоголового пригласит — сядут и посмеются над утренним официозом.

Канцелярия — мраморная многоножка, опирающаяся на сотню приземистых колонн — широко раскинула лестницы-жвалы. Прошли мимо. И только тогда Элья сообразила, куда ее ведут: корона из башен на холме привычно царапала солнце зубцами, шпили терялись в облаках, а стеклянный флюгер-стрекоза почти растворился в небесной сини.

Вошли не с центрального хода. И Раард, выступив вперед — а новичок-то не снимает руки с браана — повел по лабиринту коридоров. В этой части дворца Элье бывать не доводилось. Коридор. Перемычка подвесного моста и ветер, толкнувший под руку. В попытке удержать равновесие распахнулись крылья, и тут же упреждающе щелкнул кнут.

— Ты чего? Раард, скажи ему, чтобы успокоился.

Новичок смотрел поверх Эльиного плеча. Медлил. Вот кнут скользнул к ноге, поднялся, обвив ладонь, и повис на поясе.

— Иди, — хмуро повторил Раард.

Да что с ними такое? По мостику почти бежали. И шлепанье сапог сзади заставляло торопиться. А если этот, сзади, ударит? С перепугу и дури, которой его башка забита. Или на то и расчет? Вдруг это кто-то из Бракааровых дружков и ему лишь повод нужен? Нет, Раард такого бы не взял. Или заставили? Поэтому и мрачен, и спешит. А эта молодая сволочь даже не думает выдержать положенную традициями дистанцию, так и сопит в спину.

Мост вывел к одной из крайних башен. За широкой дверью обнаружилась лестница, уходящая вниз. Стены коридора слабо мерцали живым светом, было холодно и пахло формалином. Впереди звонко цокали каблуки Раарда. По мере спуска запах становился все отчетливее, а ненависть к новичку росла, грозя прорваться ударом или хотя бы пинком.

Да куда же ее ведут?

Широкий пролет и еще одна дверь. Предчувствие опасности накрыло с головой, заставив отступить к центру площадки, так, чтобы эти двое — друзья? враги? — оказались в поле зрения.

— Ну?

— Там все сказано, — Раард ткнул пальцем в свиток, торчащий за поясом Эльи и, смягчившись, попросил. — Не дури. Я не хочу… применять это.

Браан? К ней применять? Да она же своя, пусть временно и вынуждена носить серое. Нет, не в цвете дело. А в чем тогда? Что написано в треклятом свитке, куда Элья не потрудилась заглянуть? И почему молодой смотрит на нее так по-кретински?

Глаза у него светлые, радужка почти неотличима от белка, значит, все-таки Бхаар.

— Давай ты лучше сама, — сказал Раард, указывая на дверь.

— Только скажи этому птенцу, чтобы не лез под крыло.

Это помещение ничем, кроме запаха, не напоминало прозекторскую территории приемки. Выложенный белыми плитами пол, вместо шкафов открытые стеллажи с колбами, ретортами и сложной конструкции перегонным кубом, внутри которого булькало что-то темное и густое. Основное пространство занимали два длинных и широких стола. Над ними, раскинув соцветья линз, возвышался странный агрегат.

Только тела на столе не хватало. Чтобы боком и с ногами, подтянутыми к груди. С разодранной на висках кожей и крошащимися крыльями.

У окна стоял доктор Ваабе в накрахмаленном до ломкости фартуке, который резко контрастировал с почти лиловой, редкого оттенка кожей. В стекле отражались полураскрытые крылья и кресло, на котором придремал Фраахи. Вроде и спит, но рукой крепко вцепился во фракку Бракаара, точно удерживал его от глупостей. Брат Каваарда изображал равнодушие, но ненависть во взгляде было не так-то просто спрятать.

Скэр держался особняком, в сторону вошедших не глянул. Ну да, конечно, гебораан не может позволить открыто проявить слабость. Или не хочет? Рядом с ним, со свитком в руках, замер первый секретарь канцелярии Маах.

Он же и нарушил молчание:

— Мое уважение.

— И вам.

Элья даже сумела изобразить поклон. Ответа не последовало.

— Вы успели ознакомиться с бумагой?

— Нет.