Смерть, о которой ты рассказал

— Работайте, старина, — посоветовал я. — Если бы это было легко — нарисовать картину, — то все люди купили бы кисточки

Глава 6

На следующий день недомогание Мины как будто прошло. Она отдохнула, даже повеселела и настояла на том, чтобы с утра мы поехали приводить в порядок наши дела. Я не хотел ей противоречить и подчинился ее желанию. Отныне, живя в постоянном страхе, что ее сразит сердечный приступ, я следил за ней как рыбак, внимательно вглядывающийся в горизонт, чтобы предугадать, не угрожает ли ему непогода.

Прошло совсем немного времени с тех пор, как я познакомился с ней, но она стала мне более дорога, чем старая подруга. Теперь, когда я думаю о том феномене, который бросил меня в ее объятия, то понимаю, что вся моя предыдущая жизнь прямо вела к этому. Я жил без семьи, без друзей, вдали от Франции, в стране, где была совсем другая жизнь и другие заботы. Мой панцирь домоседа только и ждал того, чтобы треснуть. И поэтому существо, находившееся рядом со мной, пользовалось этой гигантской нерастраченной любовью, переполнявшей меня.

Ведя машину, я искоса поглядывал на нее, честно говоря, не понимая, что могло соблазнить меня в этой строго держащейся женщине. Во-первых, она была совсем не хорошенькая…

Впрочем, лучше ничего не анализировать. Так получилось, и я был совершенно счастлив.

Мы поехали в Орлеан. Мине было все равно, на какой страховой компании остановиться. Мы выбрали компанию с хорошей репутацией, и Мина настояла, чтобы договор о страховании был подписан сразу же. Ее настойчивость немного удивила местного страхового агента. А когда он узнал, что страховой полис оформляется в мою пользу, то посмотрел на меня странным взглядом. Не знаю, что он предполагал. Может быть, что я, как и мой предшественник, планирую совершить убийство. Все эти формальности были очень неприятными. Мина же выглядела счастливой. В ее поступке было что-то волнующее. Она заплатила первый взнос из своих денег и, когда все было кончено, тяжело вздохнула. На лестнице мы поцеловались.

— Вот теперь, — заявила она, — я спокойна. Мне кажется, что я действительно воспользуюсь временем, которое мне осталось.., чтобы любить тебя.

— Да, но вначале я должен заехать к нотариусу.

— Зачем?

— Разве мы не решили, что я оставлю завещание в пользу твоего сына? Я правильно понял?

— Но ведь это не к спеху, Поль. У тебя впереди еще много времени, дорогой. Я пожал плечами.

— Время! Кто может утверждать, что у него впереди много времени? Раз мы избавляемся от этих мелочных вопросов, то избавимся от них навсегда.

— Как хочешь…

Нам понадобился целый день, чтобы покончить с этой бумажной волокитой. Когда мы возвратились в Роншье, была уже ночь. Мина купила на ужин колбасы и цыпленка. Пока она готовила еду, я пошел к Доминику. В этот раз он был совершенно пьян. По этому поводу не было ни малейшего сомнения. Я был уверен, что он вставал в наше отсутствие. Это взбесило меня. Бездельник, изображающий из себя больного, чтобы его тут нежили, еще попомнит меня в ожидании наследства!

— Как ваша лодыжка? — спросил я, еле сдерживаясь, чтобы не проорать ему свой вопрос прямо в лицо.

— Так себе.

Он еле мог говорить.

— Тогда я ускорю ваше выздоровление, дорогой! Я схватил с одной стороны кровать и опрокинул его. Он поднялся разъяренный.

— Что с вами?! Что за манеры… Я больше не мог сдерживаться.

— Мерзкий пьянчужка! Со мной то, что я ненавижу небылицы. Вы так же больны, как и я! Вы придумали эту уловку, чтобы приехать сюда и чтобы ваша мать продолжала вас нежить, да?

Я наотмашь ударил его по физиономии. Это прозвучало так громко, что встревожило Мину. Она прибежала с обезумевшим видом. Увидев меня и своего сына стоящими друг против друга, она вскрикнула и прижала руку к груди:

— Поль! Доминик! Что происходит?!. Мне следовало бы оградить ее от этого волнения, но я всегда даю выход своему гневу.

— А происходит то, что у этого кретина нет никакого вывиха и что он встает в наше отсутствие, чтобы надраться!

Я толкнул Доминика. Если бы он не был пьян, то мог бы сделать вид, что падает, но Доминик пробежал несколько метров на двух ногах. И только потом упал в кресло и заревел, словно ему было десять лет.

— Я не мог привыкнуть жить один, — рыдал он. —Мне было так тоскливо, что…

Естественно, что Мина бросилась его утешать. Это была такая сцена, вынести которую я не смог. С чувством отвращения, уязвленный, я поднялся к себе в комнату. Но при виде кровати мне стало плохо. Я пошел в комнату Мины. По крайней мере, здесь был ее запах, а постель вызывала в моей памяти воспоминания о чудесных мгновениях. Я сел перед трюмо, сложив руки и рассматривая комнату в зеркало. Отображенная в нем, она казалась нереальной. Может быть тут умерла Жермена Бланшен?

С нежностью я стал ощупывать безделушки, принадлежащие Мине: пульверизатор, шкатулку с украшениями, пудреницу, которой она так редко пользовалась, маникюрный набор, щетку для волос…