Смерть обывателям, или Топорная работа

– Благодарю, Алексей Сидорович. Вы не заметили, во что он был одет?

– Я не обратил на него особого внимания, поэтому не запомнил.

– Господин Сермяжкин, вам не показалось странным, что незнакомец тайком проник во двор вашего соседа в столь раннее время?

Лицо собеседника начало покрываться алыми пятнами.

– Нет, не показалось, – огрызнулся Алексей Сидорович.

– Четыре часа утра, незнакомец, которого вы никогда ранее не видели… Так?

– Так.

– И вы не обратили внимания?

– Поверьте, не обратил, – едва сдерживаясь, отвечал Сермяжкин, а у самого тряслись губы, и складывалось впечатление, что он готов провалиться.

– Вы правы, не поверю, как не поверю в то, что из указанного окна вы могли что-либо видеть, кроме стены дома.

– Да вы… да я… да я жаловаться буду, я до министра дойду, да я…

Власков внимательно слушал, кивая головой, отчего Алексей Сидорович ещё больше распалялся и грозил всеми смертными карами. Но когда он дошёл до того, что отошлёт жалобу самому государю-императору, Николай Семёнович не выдержал.

– Вы не забудьте упомянуть, господин Сермяжкин, что, слыша голос Ионы Фёдоровича, вы не только не пришли к нему на помощь, но даже не потрудились вызвать городового. Вы это упомяните.

Алексей Сидорович застыл с открытым ртом.

– А теперь, когда из вас весь пар вышел, – резко заговорил Власков, произнося каждое слово, словно вколачивая сваю в землю, – я только прошу рассказать мне правду.

– Я испугался, – выдавил из себя Сермяжкин и по-детски зарыдал. – У меня семья, дети… Я обеспокоился ими… Я думал только о них… Я… Я ничего плохого не сделал… Не знаю, что на меня нашло, но… Расскажу всё как на духу, но вы оградите меня от бандитов, которые могут вернуться. Оградите, – Алексей Сидорович цеплялся за рукав пиджака Власкова.

– Вы для начала правду поведайте, а уж потом мы будем думать, как вас оградить от неприятностей.

– Семён Николаевич, – Власков не стал поправлять собеседника, – то ли в три часа пополуночи, то ли чуть позже из дома Анциферова, – он указал подбородком в сторону соседского жилого строения, – раздался крик. Я проснулся именно от него, но мне почудилось, что не наяву крик услышал, а во сне. Немного полежав, я поднялся, накинул халат и посмотрел на окна напротив. Мне показалось, что там горит свеча. Сперва не обратил внимания. Но меня словно бы кто толкнул к соседскому дому. Я направился туда, не хотелось панику поднимать. Заглянул в окно – темно. Но потом показалось, что по лестнице кто-то спускается. Я спрятался за куст. Сколько их вышло из дома, не знаю. Притаился так, что трава в рот попала. Один из них и говорит: «Может, соседей туда же пустим, что и этих?». У меня сердце так и остановилось. Второй ему отвечает: «Что они видеть могли? Ну, крикнул раз – и что? Подумают, что со сна померещилось, и вся недолга». Так и пошли они к забору. Я там с четверть часа пролежал, а когда поднялся, гляжу – ещё один в картузе через забор перелазит с саквояжем в руках. Ну, я опять в землю.

– Его лицо приметили, Алексей Сидорович? Узнаете?

– Узнаю, – и отвернул лицо в сторону, – если надо, узнаю.

– Что дальше было?

– Дальше, значит, я лежу, но голову все-таки поднял, разглядываю дом и двор. Этот, последний, выбежал из двери, лицо бледное, словно не покойников увидел, а сам чувств лишился. Через забор – и только его и видели.

– Что было потом?

– Полежал я с четверть часа, дай, думаю, соседей проведаю. Я в дом, а там…

– И вы не позвали полицейского?

– Испугался я, что бандиты ко мне придут. Они же сами сказали.

– Значит, первых вы не запомнили и их не видели?

– Только сапоги.

– Вы понимаете, что об убийстве ваших соседей не знали три дня, – Власков поднял вверх три пальца, – три дня мы не знали о совершённом убийстве, три. Три самых важных дня, когда можно было собрать сведения по горячему следу. Ах, Алексей Сидорович, Алексей Сидорович, – качал головой Власков, – столько потеряно времени! Возможно, задержали бы мы всех нелюдей, и не беспокоились бы вы о том, что они могут вернуться.

– Испугался я, Николай Семёнович, – на сей раз Сермяжкин правильно назвал имя-отчество чиновника для поручений, – поверьте, что я хотел… – И, перехватив взгляд Власкова, сразу же умолк.

Глава 25

– Поболтали о пустом, – Владимир Гаврилович в упор смотрел Григорию в глаза.

– Ничего себе, о пустом, – нахмурился Анциферов, – я же всё как на духу… Даже на исповеди о таком не толковал.

– Почти всё, что ты рассказал, мы знали, а то, чего не успели узнать, не сегодня, так завтра нашли бы. Мы же, Григорий, поставлены вас, голубков, на казённые харчи сажать. Вот и делаем всё возможное, а иногда и несбыточное. Ты готов и далее откровенно поведать о делах твоих скорбных?

– Куда ж мне деваться? Чай, от вас не сбежишь.

– А что, доводилось?

– Было дело, но давненько, когда ещё молодым и проворным был.

– Хорошо, Григорий, это дело прошлое, и его можно оставить в покое. Давай лучше поговорим о Елисее.

– Что о нём говорить? Запытали до смерти – видно, узнали про тайники его. Вот и…