– Наказать людей за гордыню и неверие? – пожал плечами монах. – Чтобы у оставшихся был повод верить в их существование и могущество?
– После такого уже никто не поверит, – прошептал Спасский и громче добавил: – Ближе не подходите, а то они убьют себя!
Монах примирительно поднял руки, и остальные черные фигуры покорно застыли, но оружие не опустили.
– Зачем торопиться и делать это своими руками? Зачем брать на себя такой грех? Ведь мы можем помочь вам уйти из этого мира. И руки будут чисты, и совесть.
Майор не ожидал такого. Он-то думал, что их пленят, чтобы использовать по своему усмотрению, но ошибся. Что бы ни двигало монахами, им не столь важно было сохранить жизнь пленникам.
– Э-э-э… – протянул Спасский. – А что, вариантов, где никто не умирает, нет?
– Есть, – тут же ответил монах, склонив голову. – Только угодный нашему богу. Если ты веришь в него или готов поверить, то есть другой путь.
– Какой? – переспросил Константин, поглядев на жавшихся друг к другу жену и детей. Если есть способ сохранить им жизнь, то его надо использовать.
– Думаю, он тебе не по душе придется, – хищно улыбнулся монах. Отчего-то похабная улыбка этого мужчины не понравилась Спасскому. Он не на шутку разъярился и нажал на спусковой крючок, ожидая увидеть дыру в ненавистной морде. Любые способы сохранить жизнь себе и близким майора уже не интересовали. Может, он просто устал убегать от смерти восемнадцать лет? Может, ярость, копившаяся годами, вся обратилась на странного монаха, с улыбкой рассуждающего о богах и якобы дарующего от их имени жизнь? А может, просто сорвался, с кем не бывает?
Но какое-то чужое и злое божество, видимо, пролетало рядом, и ружье не выстрелило. Оно предательски щелкнуло и задымилось. А ненавистное лицо монаха улыбнулось еще шире.
– Взять их! – приказал он. Спасский ничего не успел сделать, его схватили, как и его жену Лизу. Она уже собиралась пустить в ход нож, но мужчины в черных рясах подскочили, скрутили, не дали выполнить задуманное.
– Надо же! – с едкой ухмылкой сказал монах, подойдя к Константину ближе и заглянув в глаза. – Все-таки есть Бог на свете! И надо сказать, не на вашей он стороне. Что ж, сейчас мы пойдем в наш храм, и у тебя еще будет возможность изменить ситуацию.
– Как? – прохрипел Спасский. Кто-то из монахов натянул его одежду так, что ворот мешал дышать.
– Вспомни Библию, – елейным голосом почти пропел монах. – Вспомни Авраама и сына его, Исаака. Вспомни их историю и прими верное решение. От него зависит чья-то жизнь…
– Что?! – пораженно прохрипел Спасс. – Вы тут сбрендили все, что ли?!
Константин всегда скептически относился к существованию Бога, но в военной академии ему пришлось ознакомиться с ведущими религиями мира. И да – историю Авраама и его сына он знал.
– Смотрю, понимаешь? Сечешь? – Монах одобрительно похлопал майора по плечу. – И это здорово! Знающему человеку легче объяснить суть проблемы. Думай! Хватит тебе дня?
– Но это ж дикость! – заорал Константин. Он пытался вырваться, но его держало слишком много рук. Рядом кричали бьющиеся в исступлении жена и дети. Они тоже пытались вырваться, но как-то вяло, будто уже и не хотели продлять агонию и мучиться. Страх заполняет по края, и никуда от него не деться, а он – такая гнида! – не дает двинуться, сжимает сердце, внутренности, конечности… Господи! Помоги им! Помоги его жене и детям! Лизе, и шестилетней Ларисе, и трехлетней Маше – трем последним и самым теплым лучикам в жизни мужчины.
– Неправда! – почти весело пропел над ухом монах. – Это вам с детства втирали в школах! Вам – поколению нулевых. А нам… Мне вот чуть за двадцать, и знаешь… Вот не вижу никакой дикости в выживании меня и моих братьев, а также их семей. Время сейчас такое – жестокое и ужасное, а значит, средства выживания такие же! Жестокие и ужасные!
– Но вы же священники! – вскричал Константин, стараясь оглянуться на жену и детей, которых тащили где-то позади. Их уже вялые крики и всхлипы пронзали спину Спасского калеными стрелами вины. – У вас Библия! У вас Священное Писание! У вас, блин, заповеди! В самом-то деле!