Как-то парню из старшей группы, дежурившему по палатке, не понравилось, как у Норова заправлена постель, и он велел, чтобы тот ее перестелил. Норов отказался, ему казалось, что с постелью все в порядке, к тому же он не любил, когда ему приказывали.
Особой дедовщины в лагере не было, но само собой подразумевалось, что прав у старших больше. Парень был крупнее Норова, он дал ему обидный подзатыльник. Норов в ответ неловко его отпихнул. Тогда тот ударил Норова в лицо.
Норов бросился на него, сжав кулаки, но стукнуть как следует не смог, он не умел драться. Парень перехватил его руку, выкрутил, швырнул его на постель. Норов вскочил, глядя на обидчика ненавидящими, сверкавшими глазами.
–Перестилай постель! – приказал тот.
Теперь она действительно была смята.
–Не буду!
Парень вновь его стукнул. Норов хотел ответить и опять не сумел. Не зная, что сделать и не в силах терпеть, он плюнул в парня и попал прямо в лицо. Взбешенный, тот врезал ему крепче и разбил нос. Потекла кровь, Норов почувствовал ее на губах и опять плюнул.
Эта нелепая сцена продолжалась несколько минут. Парень бил Норова опять и опять, а тот стоял, не защищаясь, перемазанный кровью и слезами; всхлипывал уже в голос, но не уклонялся и на каждый удар отвечал плевком. Белая рубашка парня была вся в красных подтеках. Наконец, другие ребята их разняли.
Кто-то из мелюзги стукнул об этом происшествии Гальке, и через два дня она вызвала обоих к себе.
–Что там у вас приключилось? – хмуро поинтересовалась она.
–Ничего,– ответил старший парень.
Норов молчал, избегая смотреть на Гальку.
–Он тебя бил? – спросила его тренер.
–Нет,– буркнул Норов, не поднимая головы.
–Ты его бил? – обратилась тренерша к парню.
–Нет,– поспешно ответил тот.– Я просто сказал ему, чтобы он кровать переправил…
–А он?
–Он отказался.
–А ты?
–А я… ничего… Просто отошел.
–Хорошо, что не бил,– кивнула Галька и вдруг дала парню такую увесистую затрещину, что у него лязгнули зубы.
–Вы че деретесь?! – взвыл он.
–Я не дерусь,– внушительно возразила Галька. – Если я тебя стукну, ты не встанешь. Я тебе доходчиво объясняю, что маленьких бить нельзя. Понял, дубль?
Слово «дубль» заменяло ей грубое «дурак».
–Понял,– обиженно сопя, ответил он.
–Валите восвояси.
Они двинулись к своей палатке.
–Галька, блин! – сердито выговорил парень, когда они отошли.– Лошадь, блин!
Кажется, он ожидал от Норова сочувствия.
* * *
–Какие же они разные! – с улыбкой покачала головой Анна, когда они с Норовым ехали в машине выпить по бокалу вина в один из соседних городков.
–Я тебе говорил,– кивнул Норов.– Они мне почти как родственники.
–Но, знаешь, мне не понравилось, что Жан-Франсуа тебя задирает…
–Не обращай внимания,– беззлобно отмахнулся Норов.– Это французский стиль; они же петухи, задиры, но не агрессивны.
–Он всегда так эмоционально говорит о музыке?
–Иногда гораздо более прочувствованно. Сегодня он был не в самом музыкальном настроении, должно быть, возбудился из-за твоего приезда. Вообще у него очень подвижная психика, он то взволнован, много болтает, то тихий, рассеянный.
–Ну да, понимаю, творческий человек. И все же это было как-то… не очень по-дружески…
–В нем есть обида на человечество, которая иногда выплескивается на тех, к кому он хорошо относится. Он ведь пережил настоящую драму. Лет десять назад он был подающим большие надежды дирижером, можно сказать, восходящей звездой. Однажды даже выступал в Париже, где-то за границей, чуть ли не в Берлине, словом, ему доверяли руководить серьезными оркестрами. В ютьюбе много его записей, посмотришь потом, если захочешь.
–Что же случилось?
–Дирижерство казалось ему чем-то второстепенным, он же считал себя великим композитором. Он сочинял авангардную музыку, которую никто, однако, не желал исполнять. Ваня что-то записал в ютьюбе, предложил ее туда и сюда, повсюду получил отказ и в раздражении решил доказать окружающим, какие они болваны. Он начал дирижировать, как он сам мне признавался, со скрытым сарказмом, ну, как-то иначе расставлять акценты. Он несколько раз пытался мне объяснить, но я, откровенно говоря, мало что запомнил. Смысл такой, что там, где нужно «ля-ля-ля», он давал «ля-ля-бам!». Публике это нравилось меньше. Ване об этом сначала намекали, потом говорили открыто, но он упорствовал. И его попросту перестали приглашать.
–Загубить карьеру из-за одного только упрямства?
–Неразумно, согласен. Но это было лишь начало его проблем. Как водится, именно в эту минуту его бросает жена, которую он страстно любил.
–Почему бросила?