Смерть отца

«Из-за этой я нарушу верность Эдит, светловолосой нежной Эдит, приходившей в эту мерзкую общагу в лесу. И ничто к ней не приставало из этой скверны и низости». – И он грубо отталкивает Марго. Она принимает это за мужской намек и заливается смехом от удовольствия.

– Иди сейчас, иди. Пора тебе петь. Только для этого мы и привезли тебя сюда.

В этот момент женщина улавливает в его голосе нотку отвращения, и с удивлением смотрит на него, но голова ее окутана парами алкоголя и вожделением, она подчиняется его голосу и делает Кнорке, ведущему этот вечер, знак рукой. И с большим сожалением он должен извлечь свою руку из руки Тильды, встать и объявить выступление популярной певицы. Сердитым взглядом провожает Эмиль длинную фигуру Марго, которая проскальзывает, между столами, сопровождаемая взглядами, шепотками, звоном рюмок и дымом табака.

– Я спою вам песню о пирате Ринальдини, – выпрямляется во весь рост Марго.

Публика из трактира перемещается в зал. Гансу Папиру и долговязому Эгону дано указание покинуть пост у дверей и разрешить жильцам переулка войти в зал – нищим, младенцам с матерями, старикам с завалинок. Двери кухни также распахиваются. Множество людей набивается в зал – слушать. В конце зала люди встают на стулья.

В глубине дремучей лога,
В заросли густого леса,
Убежал в свою берлогу
Муж, пират, храбрец, повеса.
Но жена явилась – Роза
По холмам да по низине,
Закричала Роза грозно:
«Пробуждайся, Ринальдини!»

– Пробуждайся, Ринальдини! Пробуждайся, Ринальдини! – ясный голос Марго возбуждает всех.

– Она красавица, – шепчет Эмиль человечку с выдающимся подбородком, – знает свое дело.

Марго постукивает в ритм пальцами одной руки, другой приглашает публику повторять за ней:

– Пробуждайся, Ринальдини! Пробуждайся, Ринальдини!

Люди, стоящие на стульях стучат ногами.

– Пробуждайся, Ринальдини!

Зал поет, трактир поет, переулок поет. Вино без конца льется в стаканы. Люди расстегивают пиджаки, оттягивают галстуки. Волосы женщин взлохмачиваются. Тела прижимаются друг к другу. Кнорке целует Тильду в щеки. Горбун щиплет грудь толстой соседки. Матроны ворвались в зал, похотливо обнимаются с мужчинами и тоже скандируют:

– Пробуждайся, Ринальдини! Пробуждайся, Ринальдини!

Ганс Папир держит в объятиях дерзкую Мици – Пробуждайся! – Жмет ей на бедра – Пробуждайся! – Вопит госпожа Шенке – Пробуждайся! – Попискивает оставленная жена Пауле тонким голоском – Пробуждайся! – Гремит офицер-парикмахер – Пробуждайся! – Орет Эмиль – Пробуждайся! Орут друзья Клотильды Буш. И только человечек с выдающейся челюстью молчит. Смотрит на пьяную братию, сверкая стеклами очков. В темном углу прячется старуха Клара по кличке «Ястреб», принюхиваясь к атмосфере.

– Пробуждайся, Ринальдини!

Никто не заметил, как во время восторга и ликования, когда ноги стучали, руки хлопали, неожиданно изменился клич песни, превратившись уже в совсем истерический вопль:

– Пробуждайся, Германия! Пробуждайся, Германия!

Оркестр смолк. Марго спускается со сцены. Бруно открывает пивной кран. Все тут желанны, всем подают пиво, все – гости союза ветеранов Мировой войны. Официанты отодвигают столы к стенам. «Красные жуки» начинают наигрывать танцевальные мелодии. Танец открывают симпатичная Тильда и Кнорке. Повезло Тильде. Вечером пошла свекровь к Мине узнать, вернулся ли Отто, звезды уже засветились в небе. Жалюзи на окнах мясной лавки госпожи Гольдшмит были опущены, но сквозь щели пробивался свет. Евреи прокрадывались туда за покупками, боясь патрулирующих по переулку полицейских, ведь время было после семи, когда запрещалось открывать лавки. Горбун ожидал Тильду, чтобы вести ее к еврею, дающему одежду напрокат. Горбуну не составляет трудности убедить евреев сделать то, что он просит. Одно подмигивание – намек. И так, благодаря горбуну, Тильда вышла из лавки еврея с черным шелковым платьем. И вот она уже открывает танец танго с Кнорке!

Свекровь, закутанная в черную шаль, пытается пробиться сквозь толпу к Тильде. В трактире давка, тело прижато к телу, путь к Тильде заказан. Жены усадили на стулья пьяных в стельку мужей. Ганс Папир и долговязый Эгон получили приказ выволакивать их через заднюю дверь в переулок. Многие из них валяются на тротуаре и у входов в дома. Тем временем, полицейские исчезли. В проеме задней двери возникают пары, высвечиваясь тенями на тротуаре, переступают лежащих пьяных людей, и исчезают в темных домах.

– Мне сегодня вечером причитается все, – проталкивается Марго к Эмилю, – я выполнила твое желание, теперь исполни мое.

Эмиль хмурится. Рядом с ним человечек с выдающейся челюстью. По поведению Эмиля видно, что он тут единственный трезвый. На лице его не ощущается даже малейшее желание подчиниться Марго. Она со смятением смотрит на человечка. Тот обнажает в улыбке мелкие и острые свои зубы, заходится сухими кашлем, переводя взгляд с Эмиля на Марго и с Марго на Эмиля.