Смерть пахнет сандалом

По его возгласу трубачи печально вострубили, конные, втянув губы, загудели. Один из палачей ухватил осужденного за косичку, потянул вперед, отчего шея осужденного выпрямилась, как палка. Другой перехватил меч на руку, повернулся всем телом вправо, потом непринужденно повернулся назад влево, и хлоп! – сверкнула полоса белого света, за нею последовал и оборвался вопль несправедливо осужденного, а палач впереди уже высоко вздернул его голову. Палач с мечом встал рядом с напарником, и, обратившись лицом к инспектору по казням, они хором воскликнули:

– Просим ваше превосходительство засвидетельствовать казнь!

Сидевший верхом смуглый чиновник махнул рукой висевшей в воздухе голове, словно прощаясь с приятелем, повернул коня и поскакал прочь от места казни. В это время зрители – бесстрашные нищие впереди всех – с радостными криками столпились вокруг эшафота в ожидании, когда можно будет забраться туда и поживиться одеждой осужденного. Кровь вытекала из тела небольшими каплями. Половина ее вырывалась из шеи вверх. Тело вдруг упало вперед, словно перевернувшийся большой кувшин с вином.

И только тут твой отец понял, что его дядя не чиновник, ответственный за исполнение приговора, не палач и никто из солдат, а тот, кому отрубили голову.

Вечером того дня твой отец нашел кривую иву, снял кушак на штанах, завязал узел, накинул на развилку и влез в петлю головой. Отец умер, мать тоже, а дяде – единственному, у кого можно было поискать приют, – отрубили голову. Твой отец остался в этом мире один-одинешенек, податься некуда, так что лучше всего было умереть. Когда я уже нащупал нос владыки Янь-вана, чья-то большая рука вдруг поддержала меня за попу.

Это был тот самый человек, который отрубил голову дяде.

Он отвел меня в ресторан, где все подавали в горшочках, заказал рыбьи головы с соевым творогом и велел мне есть. Я ел, он не ел, сидел передо мной и молча смотрел. Принесенную официантом чашку чая тоже не стал пить. Я наелся и, сыто рыгнув, посмотрел на него. Он сказал:

– Я – хороший друг твоего дяди, если хочешь – будешь моим учеником!

Перед глазами промелькнул его молодцеватый вид днем: сначала он недвижно стоит навытяжку, потом быстро перемещается вправо, правая рука описывает половинку полной луны, хлоп! – на половинке жалобного вопля о напраслине голова моего дяди уже взмыла высоко вверх… В ушах снова зазвучал голос твоей бабушки, на этот раз она говорила особенно мягко, это позволило мне ощутить, насколько она была тронута произошедшим:

– Сынок, милый, быстро на колени и кланяйся наставнику.

Я встал на колени, поклонился учителю до земли, глаза были полны слез. На самом деле я ничуть не переживал о смерти дяди, я переживал о себе самом. Глазницы были полны горячих слез, потому что и думать не думал в своих мечтах, что дела мои устроятся так быстро. И еще я хотел тоже стать человеком, который не моргнув глазом может отрубить голову другому. Их холодные прекрасные лики подобно пронизанным светом льдинкам засверкали в моих мечтах.

Сынок, о своем наставнике я прежде уже рассказывал тебе больше сотни раз – это был бабушка Юй. Впоследствии он поведал мне, что с моим дядей, ставшим тюремным стражником, они побратались, но дядя совершил преступление и умер от его руки. На самом деле это была огромнейшая удача, что все произошло с одного удара, быстрее ветра. Бабушка Юй рассказал, что перед тем, как голова дяди слетела с плеч, он услышал его слова:

– Брат, это племянник, сын моей сестры, позаботься о нем!

Глава 3. Глупые бредни Сяоцзя