Смерть парфюмера

— Это был Андре, — говорила я. — Я изначально думала, что у него самый веский мотив, но в то время он находился вместе с нами на озере Комо, и я не понимала, как он мог это совершить. А сегодня вечером все поняла. Он отравил вашего отца лавандовой помадой для волос. Наверное, это и послужило причиной аварии его самолета в тот вечер. Вы говорили, что ваш отец никогда не расставался с этой помадой. Из-за нее он заболел, но поправился. Наверное, он пользовался ею вечером накануне смерти. Когда вы мне сегодня ее подарили, Андре решил, что нужно помешать мне ею воспользоваться, поэтому явился в мой гостиничный номер.

Она промолчала, а я продолжила:

— Андре все время требовал документы — я думала, что рецепт духов, — однако он, похоже, мне не поверил, когда я сказала, что вы отыскали рецепт. Он вел себя как-то нелогично.

Сесиль внимательно смотрела на меня, словно пытаясь прочесть мои мысли.

— Нам нужно позвонить в полицию, — заявила я. — Надо рассказать, что совершил Андре. Как только в полиции поймут, я уверена, что они…

— Нет, — тихо возразила она. — Мы не станем звонить в полицию.

Я нахмурилась:

— Но почему?

Сесиль, кажется, долго над чем-то раздумывала и наконец решилась:

— Мадам Эймс, я собираюсь сообщить вам нечто важное. Полагаю, вы сохраните в тайне все, что я вам скажу.

Она замялась, а когда продолжила, ее слова потрясли меня:

— Андре Дюво не убивал моего отца. Это я его убила.

Глава 28

Я глядела на нее, пытаясь понять, не ослышалась ли я.

— Его убили вы? — переспросила я. Я вдруг осознала, что пистолет по-прежнему у нее в руке. Хотя Сесиль и отвела его, я не могла не задуматься о том, что она станет делать с ним дальше.

Она, видимо, проследила за моим взглядом, потому как криво улыбнулась:

— Не надо переживать, мадам Эймс. Вы верно догадались. Во всей этой истории главный негодяй — это Андре Дюво.

— Не уверена, правильно ли я вас понимаю, — сказала я, поражаясь спокойствию, с которым произнесла эти слова. Интересно, а в большей ли я опасности сейчас, чем рядом с Андре?

— Андре втерся в доверие к моему отцу и влюбил в себя меня. Он хотел похитить у него секреты, которые тот с трудом хранил долгие годы.

Выходит, Сесиль хотела сказать, что сегодня вечером убила Андре из чувства мести? Но почему она убила отца? Полная бессмыслица. Мне казалось, что должна присутствовать хоть какая-то логика, что ответ лежит на поверхности, но меня по-прежнему трясло, и мысли путались в голове.

— Вы любили его? — спросила я. Возможно, я задала наименее важный вопрос из всех, но мне почему-то захотелось это знать.

Она снова улыбнулась, на сей раз зловеще:

— Я никогда бы не смогла полюбить такого человека, как он.

Мне отчего-то показалось, что я понимала это с самого начала. Сесиль Беланже была замечательной женщиной, целеустремленной и преданной своему делу. Ее интерес к кому-то вроде Андре мог быть лишь мимолетным.

— Дело не только в том, кто он, но и в том, что он из себя представлял, — продолжила она. — Андре действительно хотел убить моего отца отравленной помадой, но проделал это грубо. Андре был не очень хорошим парфюмером. Я избавилась от отравленной помады. Она не успела навредить отцу. Сегодня я вручила вам баночку для того, чтобы вывести его на чистую воду, дать ему знать, что я в игре.

Мне хотелось задать ей массу вопросов, но я не знала, с чего начать.

— В конечном итоге, Андре не имел к смерти моего отца никакого отношения, — заключила она. — Жаль, он не дожил до того часа, чтобы узнать, что потерпел поражение.

— Но почему вы… — начала я и тут же умолкла.

— Почему я убила отца? — подхватила Сесиль. — Потому что он уже превратился в мертвеца.

Внезапно я все поняла. Личная сиделка, которую наняли, а потом от нее избавились, перемены в его характере и поведении, изменившаяся атмосфера в доме.

— Элиос был болен, — проговорила я. — Болен настолько, что никто и не понимал.

Она кивнула:

— Еще хуже то, как болезнь отражалась на нем. Он понемногу стал терять разум. Все началось с обоняния. Какая жестокая ирония. То, что он ценил превыше всего, начало от него ускользать. Сначала он решил, что это простуда, какая-то инфекция. Но вскоре нам стало ясно, что все гораздо сложнее.

Среди нахлынувшей на меня бури эмоций я ощутила острую жалость. Я не могла представить, как ужасны страдания человека, превыше всего ценившего обоняние и начавшего терять эту способность.

— Даже после всего этого он мог бы продолжить делать духи, — сказала Сесиль. — Ароматы были его частью. Ничто не могло этого отнять. Как Бетховен не переставал играть после того, как лишился слуха, так и мой отец и дальше бы делал духи, помня ароматы. Увы, его память тоже начала слабеть. Он не мог вспомнить, где что положил, находясь в лаборатории, постоянно путал ингредиенты. А когда он начал забывать названия цветов, я поняла, что он по-настоящему болен.

— Какой ужас, — тихо проговорила я.