Смерть по ходу пьесы

— А ты? В тебя они тоже стали бы стрелять?

— Сомневаюсь.

— А почему? Ты же тоже коп.

— А что, я выгляжу как коп?

— Ты выглядишь как красивая сексуальная женщина.

— Я и чувствую себя красивой сексуальной женщиной.

— Так я назвал тебя Шари?

— Да. Ты сказал: «Я говорю правду, Шари».

— Возможно, я и вправду так сказал?

— А почему?

— Наверно, потому, что ты показалась мне очень близкой.

— Меня никогда не называли Шари — никто, кроме матери.

— Это хорошо или плохо?

— Просто как-то странно. Странно, что ты назвал меня тем именем, которым звала только мама.

— Извини, я не понял, что это было чисто семейное...

— Нет, мне нравится, когда ты меня так называешь.

— Тогда я буду...

— Но не постоянно.

— Ладно, только...

— Только тогда, когда я буду казаться тебе близким человеком.

— Ты начинаешь казаться мне близким человеком постоянно.

— Тогда нам лучше быть поосторожнее, — сказала она.

— Почему? — спросил Клинг и неожиданно накрыл ее лежавшую на столе руку своей. У него действительно дрожали пальцы.

— О Господи! — вздохнула Шарин.

Официантка снова подошла к их столику.

— Вам повторить заказ? — с улыбкой спросила она у Клинга.

— Шарин?

— Да, пожалуйста.

— Я рада, что вы поймали того парня, — проворковала официантка и удалилась, покачивая бедрами.

— Она тоже считает тебя красавчиком, — сказала Шарин.

— Кто?

— Официантка.

— Какая официантка?

* * *

Ночью, в постели, он попробовал объяснить ей, что его беспокоит в этом деле об убийстве Мишель Кассиди. Она лежала рядом, повернувшись к нему, и внимательно, с широко открытыми глазами слушала, пытаясь представить себе людей, о которых шла речь.

— Понимаешь, у Джонни Мильтона просто не было причин убивать ее, — сказал он. — Нападение удалось, все получилось именно так, как он хотел. Его клиентка внезапно превратилась в звезду, она играет в пьесе, где по ходу действия на нее нападают, он заставил всю прессу бегать за ней по пятам, так зачем же ему было ее убивать? Совершенно никакого смысла. Нападение достигло своей цели. Оно принесло известность и актрисе, и пьесе. Так зачем ему было убивать курицу, несущую золотые яйца? Совершенно бессмысленно. Каковы же мотивы преступления? Одно из двух: или любовь, или деньги. С ее смертью он мог только потерять деньги, а не приобрести, потому при нападении он ее просто поцарапал. Любовь? Кто его знает, возможно, в эту историю замешан другой мужчина или другая женщина? Может, какой-нибудь мужчина был как-нибудь связан с ней, а может, женщина. С убийствами никогда нельзя быть ни в чем уверенным, даже если кажется, что так оно и было. Так что вполне возможно, что здесь может быть замешана любовь. Я не думаю, что мы придем к какому-нибудь совсем уж неожиданному выводу. Непохоже, чтобы это дело было таким уж нестандартным. Так что за ним должны стоять либо любовь, либо деньги, все те же два кита. Извини, милая. Ты, кажется, засыпаешь?

Она рассеянно кивнула.

Улыбнувшись, он склонился над ней и поцеловал ее грудь. Потом он поцеловал ее в губы, посмотрел ей в глаза и сказал:

— Спокойной ночи, Тедди. Я тебя люблю.

Она сделала правой рукой знак, означавший «Я тоже тебя люблю», выключила свет и теснее прижалась к нему.

Глава 8

Карелла и Клинг как раз выходили из дежурки, когда по лестнице, ведущей на второй этаж, начал подниматься здоровенный негр, выглядевший словно наемный убийца, работающий на какую-нибудь мафиозную группировку. Сверху Карелле была видна верхушка красно-синей вязаной шапочки, мускулистые плечи, обтянутые черной кожаной курткой, и сжатые кулаки мужчины, который, похоже, здорово спешил. Карелла решил, что лучше отойти с дороги, пока его не смели. Клинг, как более молодой и более храбрый, произнес, обращаясь к макушке негра: «Вам что-нибудь нужно, сэр?» Мужчина резко поднял голову и, к удивлению обоих полицейских, оказался детективом второго класса Артуром Брауном. Судя по одежде, он только что вернулся с засады в портовом районе. Карелла заметил, что на поясе у Брауна висят крюки грузчика.

— Ну как вчерашний вечер? — спросил Браун.

— В смысле — как там у Барни? — переспросил Клинг.

— Ну да. И вообще.

— Мы довольно рано оттуда ушли.

— Слишком много подлипал?

— Да. Немного неестественно.

— Я об этом подумал. Но мне показалось...

— Да нет, все прошло нормально. Мы одинаково к этому отнеслись.

Карелла сообразил, что речь идет о той самой женщине, о которой Клинг пока что не хотел говорить. А теперь он стоит и болтает о ней с Брауном.

— Слушай, а кто она такая? — спросил Браун.

«Хороший вопрос», — подумал Карелла.

— Ты ее не знаешь, — ответил Клинг.

— А как ее зовут?

— Шарин.

— Ха! Ирландка? — спросил Браун и расхохотался. Карелла, правда, не понял, что тут смешного.

— Через "и", — подсказал Клинг. — Именно Шарин.

— Ну тогда понятно, — сказал Браун, все еще продолжая смеяться. — Чернокожие не знают, как правильно пишутся имена их же собственных детей. Ну и куда вы...

«Что-что?» — подумал Карелла.

— ...пошли? «Что?»

— В смысле — после того, как ушли от Барни.

— На вершину небоскреба.