— Нет, не прав, — возразил Мейер.
— Большинство женщин снимают серьги, прежде чем ложиться в постель, — сказал Браун.
— И часы тоже.
— Некоторые снимают даже кольца, — сказал Браун. — Так что в этом нет ничего необычного.
— Обе серьги, правильно? — спросил Хейз. — Она должна была снять обе серьги?
— Ну... да.
— А потом надела только одну?
— И не заметила, что второй не хватает?
— И не попыталась ее найти?
— Она только что вытолкнула парня из окна, поняла, что потеряла свою серьгу, и не попыталась ее отыскать?
— Когда вы заметили, что одной серьги не хватает? — спросил Бернс.
— Что? — не понял Карелла.
— В рапорте вы написали, что на ней была только одна серьга...
— Это было в четверг, Стив, — подсказал Клинг.
— То есть вы это заметили в четверг?
— Да.
— И она сказала, что потеряла серьгу?
— Да.
— Это было через два дня после убийства Мишель...
— Да.
— ...и Джози ходила повсюду с одной серьгой. Как по-вашему, Стив, кто убил Мишель?
— Мэдден.
— Вы думаете, что это Джози подбила его на убийство?
— Да, сэр.
— И из этого вы сделали вывод, что они были любовниками.
— Да.
— И вы думаете, что девятого числа, когда вы заметили пропажу сережки, Джози уже замышляла убийство Мэддена?
— Я думаю, что это вполне возможно.
— Возможно-то возможно... — покачал головой Хейз.
— Вы утверждаете, что она подговорила Мэддена убить Мишель...
— Да.
— ...а потом решила убить его самого.
— Да.
— Тогда зачем она сказала вам, что потеряла свою везучую сережку?
Карелла непонимающе посмотрел на лейтенанта.
— А, Стив?
— Ну...
— Она что, намеревалась оставить свою серьгу у Мэддена под кроватью?
— Ну...
— Она что, намеренно сделала так, чтобы ее можно было связать с тем убийством?
В кабинете воцарилось молчание.
— Это не она, Стив, — мягко проронил Бернс.
— А знаете, кто это сделал? — неожиданно спросил Паркер, сияя улыбкой сквозь свежую щетину. — Тот, кто не получил роли.
Было одиннадцатое апреля, суббота, половина шестого вечера. Это был день накануне Вербного воскресенья, и у всех на уме была Пасха, и христианская, и еврейская — в этом году они пришлись на один день, несмотря на религиозные расхождения. Но во вторник, в девять утра, Нелли Бранд передаст дело в суд.
Всем, а в особенности Паркеру, хотелось домой. Однако именно им повезло наткнуться на возможную зацепку в этом деле, и потому Бернс настоял, чтобы они занялись этим немедленно, не сваливая розыски на ночную смену.
Детективы разбились на три команды.
Карелла, естественно, пошел с Клингом.
Мейер — с Хейзом.
А Паркер, на свою удачу, с Брауном.
Они отправились искать убедительные основания для того, чтобы обыскать квартиру Андреа Пакер.
Поскольку она была знакома с Кареллой и Клингом и поскольку полицейским не хотелось, чтобы она уничтожила улики, прежде чем они получат ордер на обыск, было гораздо предусмотрительнее послать к ней в дом кого-то другого.
Швейцар дома номер 714 по Южной Хедли-авеню работал в этом доме вот уже двадцать пять лет и в июне этого года собирался уйти на пенсию. Он намеревался вернуться в Пуэрто-Рико, где десять лет назад приобрел дом. Ловить рыбу. Гулять по берегу. Нюхать тропические цветы. Он не хотел никаких неприятностей. Именно это он сразу же заявил Паркеру и Брауну. Ему не нужны были неприятности за два месяца до пенсии.
Паркеру стало даже жаль этого человечка, с трудом разговаривавшего по-английски, который так мечтал вернуться в края, где тебе на голову падают кокосовые орехи. Он двадцать пять лет простоял в дверях, заискивая перед каждым уродом, и теперь боялся, что его втянут в какие-нибудь неприятности. Он не хотел, чтобы что-нибудь происходило во время его дежурства.
— Мы ведем расследование убийства, — сказал Паркер.
Магическое слово.
Убийство.
Предполагалось, что от этого слова у всех делаются мокрые штаны.
Но маленький латиноамериканец только непонимающе заморгал.
— Вы знаете проживающую здесь девушку по имени Андреа Пакер? — спросил Браун.
— Я только охраньяю двьерь, — ответил швейцар.
— Como se llama? — спросил Паркер, демонстрируя свои познания в испанском, которых он нахватался от женщины по имени Каталина Эрре-ра, с которой ему доводилось встречаться. Она называла себя Кэти. Хотя кого волнует, как там она себя называла? Ей хотелось считать себя настоящей американкой, Паркера это вполне устраивало. Ну и что, что она говорила с таким испанским акцентом, что его нельзя было отсечь даже мачете? У нее даже акцент звучал мило.
— Вы меня слышите? — спросил Паркер.
— Si ya lo oi, no soy sordo, — ответил швейцар по-испански, явно посчитав, что Паркер говорит куда более бегло, чем это было на самом деле, поскольку до сих пор детективу приходилось беседовать на этом языке в основном в постели Кэти Эрреры — точнее, Каталины.
— Э-э... — протянул Паркер.
— Луис Ривера, — подсказал ему швейцар.