Смерть по объявлению. Неприятности в клубе «Беллона»

— Нет, — возразил мистер Мерблз, поднося портвейн к носу и слегка встряхивая бокал, чтобы всколыхнуть благоуханные пары. — Нет, не могу сказать, что так; не совсем. Не стану скрывать, что пришел в надежде воспользоваться вашими натренированными склонностями к наблюдению и дедукции, но боюсь… то есть уповаю… собственно говоря, нимало не сомневаюсь в том, что никаких осложнений сомнительного свойства тут нет. Дело в том, что, — продолжил он, в то время как за Бантером закрылась дверь, — возник любопытный вопрос касательно трагической смерти генерала Фентимана в клубе «Беллона», свидетелем которой, я так понимаю, вы стали.

— Если вы это понимаете, Мерблз, — молвил его светлость загадочно, — вы понимаете на порядок больше меня. Я не был свидетелем смерти; я был свидетелем обнаружения смерти, а от одного до другого дорожка долгая!

— Насколько долгая? — нетерпеливо подхватил мистер Мерблз. — Именно это я и пытаюсь выяснить.

— Вы очень любознательны, — отметил Уимзи. — Думаю, было бы лучше… — Он поднял бокал и задумчиво наклонил его, наблюдая, как вино тоненькими лепестками змеится от края к ножке. — Было бы лучше, если бы вы мне рассказали в точности, что желаете узнать… и почему. В конце концов… я член клуба… главным образом, конечно, семейные связи… но уж что есть, то есть.

Мистер Мерблз резко вскинул глаза, но Уимзи, казалось, целиком сосредоточил внимание на портвейне.

— Именно, — отозвался адвокат. — Хорошо же. Вот вам факты. У генерала Фентимана, как вам известно, была сестра, Фелисити, двенадцатью годами его младше. В девичестве она отличалась редкой красотой и своеволием, и составила бы блестящую партию, если бы не одно досадное обстоятельство: Фентиманы, при всем своем изобилии знатных предков, изобилием денег похвастаться не могли. Как было принято в те времена, все наличные средства ушли на образование сына, на то, чтобы купить ему офицерский патент в первоклассный полк, и на то, чтобы содержать его в полку с роскошью, якобы подобающей представителю семьи Фентиманов. В результате на приданое Фелисити не осталось ни пенни, а шестьдесят лет назад для молодой женщины это было едва ли не равносильно катастрофе.

Ну, так вот: Фелисити надоело разъезжать с визитами в штопаных-перештопаных муслинах и в перчатках, не раз побывавших в чистке, — и у нее достало духа воспротивиться неутомимым проискам матери по части сватовства. Нашелся один кошмарный, дряхлый старик-виконт, изъеденный недугами и развратом, который охотно доковылял бы до алтаря с прелестным юным созданием восемнадцати лет от роду, и, стыдно сказать, отец и мать девушки из кожи вон лезли, чтобы заставить ее принять это безобразное предложение. Объявили о помолвке, назначили день свадьбы, и вдруг, к вящему ужасу всего семейства, однажды утром Фелисити невозмутимо сообщила, что вышла пройтись перед завтраком — и сочеталась браком, — с абсолютно неприличной поспешностью и скрытностью, — с неким господином средних лет по имени Дормер, — человеком исключительной честности, богатым, как Крез, и, — о ужас! — преуспевающим фабрикантом. Пуговицы, вы представляете? — из папье-маше или чего-то в этом роде, с запатентованной неломающейся ножкой, — вот позорное прошлое, с которым породнилась эта юная викторианская упрямица!

Естественно, разразился страшный скандал, и родители употребили все свои силы на то, чтобы расторгнуть ненавистный брак: ведь Фелисити еще не достигла совершеннолетия. Но Фелисити весьма успешно опрокинула их планы, тайком выбралась из спальни — боюсь, что спустилась вниз по лестнице в сад за домом, невзирая на кринолин и прочее, — и сбежала вместе с мужем. После чего, видя, что худшее уже произошло, — а Дормер, человек действия, времени не терял, так что очень скоро жена его оказалась «в интересном положении», — старики волей-неволей вынуждены были сделать хорошую мину при плохой игре — в лучших викторианских традициях. То есть они дали согласие на брак, переслали дочкины вещи на ее новый адрес в Манчестере — и запретили ослушнице осквернять порог отчего дома.

— Вот и правильно, — пробурчал Уимзи. — Я вот ни за что не стану родителем. Современные манеры и распад добрых старых традиций просто-таки на корню загубили этот бизнес. Я намерен положить жизнь и состояние на пользу исследований, призванных открыть наилучший способ производить представителей рода людского из яиц — пристойно и ненавязчиво. Тяжкое бремя родительской ответственности примет на себя инкубатор.