Понедельник — самый мерзкий день из всех дней, даже если он приходится не на будни, а на какой-нибудь календарный праздник, потому что в любом случае ассоциируется с началом нового кошмара, называемого трудовой неделей. В понедельник особенно не хочется вставать, не хочется идти ни на какую работу, а на работе полдня уходит на хождение из угла в угол и попытки прийти в себя и заняться наконец делами. Впрочем, те, кому ты на работе нужен, тоже раскачиваются не сразу, и эти же самые полдня почти никто не беспокоит, все приходят в себя и примеряют хомуты и груз на телеге, в которую предстоит впрячься.
Леонидов с утра сидел в своем кабинете и пил кофе, ожидая, когда обрушится телефонный шквал. Секретарша Марина зевала и терла глаза, спохватываясь время от времени, что размажет косметику, и кидаясь в туалет к зеркалу. Остальной народ делился воспоминаниями о прошедших выходных, собираясь группками по интересам, гудел ксерокс, отпечатывая новый прайс, и уже начинали раздаваться редкие телефонные звонки. Потом все опять закрутилось и понеслось, дрема сменилась оживлением, потом беготней, и рабочая неделя начала наращивать обороты, вытесняя из сознания проблемы, созревшие на прошедших выходных.
В конце дня Марина заглянула в кабинет с видом заговорщицы. Леонидов разговаривал, она подмигнула, он извинился и включил музыкальную паузу для собеседника.
— Что?
— Там Соня на проводе. Соединить?
— Нет, скажи, что уехал по делам.
— Ясно. — Марина закрыла дверь.
Леонидов договорил, а потом вышел в приемную:
— Слушай, ты можешь сделать для меня одолжение?
— Какое? — Марина уже поняла и лукаво улыбалась, поглядывая на коммерческого директора с явным интересом.
— Эта соседка по даче меня достала, такая нахальная девушка и все время норовит нагрубить жене. Ты не могла бы…
— Регулярно отсылать ее. Да с удовольствием!
— Правда?
— Мне не нравится ее голос. Кстати, тут некоторые наблюдали, как эта Соня садилась в твою машину, и по фирме идет один упорный слух.
— Что я завел молодую любовницу?
— Ты же знаешь, что офис как аквариум.
— Ну да, вокруг одно сплошное стекло, а ты объект для всестороннего наблюдения, проходил когда- то, но не принял к сведению. Я понял.
— Я тоже: никогда не соединять.
— Умница.
Секретарша улыбнулась, вдруг на ее столе зазвонили сразу два телефона. Марина сняла одну трубку, выслушала, обещала поискать кого-то, потянулась к другой:
— Это Серебрякова.
— Переведи в мой кабинет.
И он снова пошел работать.
…А вечером позвонил Михин, Алексей сразу понял, что у того дела пошли. Игорь говорил бодро, словно рапортовал:
— А ты пророк, Леша.
— Ага, только не в своем Отечестве. Демина нашел?
— А чего его искать? Знаешь, как девичья фамилия Любови Николаевны Солдатовой?
— Уже знаю, кажется.
— Правильно: Демина.
— Значит, Максим Демин — ее брат?
— Родной.
— Какое, оказывается, семейное дело. Ты сейчас на какой стадии поисков?
— Выясняю некоторые подробности его биографии. Ну, как они с Клишиным пересеклись, и так ясно, а вот с чего эта дружба дожила до нынешних времен, когда сестренку Павел Андреевич кинул в неприглядном положении…
— Значит, был у них друг в друге какой-то интерес.
— А с Верой Валентиновной Клишин друга свел?
— А кто еще? И эту Соню тоже.
— Сколько ему лет?
— К сорока.
— А чем занимается?
— У него небольшое издательство.
— Это уже интересно. А доходы?
— Были стабильными. Кризис, ясное дело, никого не оставил в стороне.
— Обанкротился?
— Да не совсем. Живет, дышит.
— Слушай, а сестра не у него, случайно, работает?
— Как раз именно случайно у него.
— Ну точно — семейное дело. А машина у Демина есть?
— При таких доходах и без машины? Смеешься
— Какая тачка?
— Тачку пока не видел.
— Михин, а Веру Валентиновну ты можешь прижать: я краем уха слышал, как один мужик рассказывал историю о том случае, когда едва не зацепил бампером вишневые «Жигули» четвертой модели на обочине у дома Клишина. И было это, похоже, именно четвертого июня.
— Вот сволочь, ничего ведь не сказал.
— Да жена у него пугливая, велела: «Молчи, Петя, а то затаскают». Он и промолчал.
— Значит, была Самойлова там?
— Несомненно.
— Ну я теперь с нее не слезу: вызову в прокуратуру, и пусть покрутится.
— Да, Гончаров в больнице с инфарктом, — вспомнил Алексей и тут же вспомнил и про другое: обещал Наде приехать в больницу, да так и не узнал, где лежит ее дядя. — Черт, сколько там времени? Половина одиннадцатого? Забыл.
— Что?
— В больницу съездить. Ты у профессора в пятницу был?
— В пятницу? С утра был.
— С утра? О чем говорили?
— А что?
— Ты его в каком состоянии оставил?
— В нормальном.
— Про Аллу рассказывал?
— Просто пытался выяснить, ездил он в тот вечер к Клишину или нет.
— Ездил. Это сам Клишин зачем-то позвонил и сказал, что Алле плохо, будто она лежит у него на даче и срочно хочет, чтобы муж отвез ее домой.
— Откуда знаешь?
— Есть соседка, к которой Павел Андреевич ходил звонить в восемь часов, она слышала разговор.
— Откуда тебе все это известно? Машина Самойловой, соседка с телефоном…
— В очереди у автолавки постоял. Не травил Клишина Гончаров, я уверен.