Смерть по сценарию

— Почему же Максим Николаевич так уперся?

— Чужая душа, как говорят, потемки, а уж душа бизнесмена вообще кромешная темнота. Спроси у Демина сам, если хочешь.

— Это ты его брать будешь, а следователь вопросы задавать. Какая у Демина машина?

— Джип «паджеро».

— Так. Раз он был знаком с Аллой, то надо поспрашивать, не стояла ли эта машина у итальянского ресторана в тот день, когда разбилась Гончарова.

— А ему-то какой резон ее убивать?

— Потому что у дома Клишина четвертого июня эта машина точно была, в лесу стояла.

— Откуда знаешь?

— Из той же очереди в автолавке.

— Я всю твою очередь попрошу в прокуратуру вызвать. Надо же, оперативникам ничего не сказали, а друг другу сплетни передавать…

— Одно слово — дачники. Ты никогда не думал, что милицию просто боятся?

— А чего честному человеку бояться?

— А чего мне было бояться, когда ты первый раз пришел с подозрением, что это я писателя отравил? Разве мало у нас в тюрьме невинных людей сидит?

— Ну, зря-то мы никого не хватаем.

— Уверен? Процент брака в обвинительных заключениях куда больше официальной статистики, отсюда мнение, что от милиции и вообще от уголовных дел лучше держаться подальше. Это в кино только все наперебой спешат поделиться тем, что видели кого-то подозрительного или, еще хуже, этот подозрительный сам их видел. Сейчас в стране такое творится, что не понятно, с какой стороны свои, а с какой чужие, все перемешалось, как в борще, воровство возведено в официальную степень, а заказные расстрелы вообще обычное дело. За что человек пойдет совершать свой гражданский подвиг? За пулю в лоб? Обыватель смотрит каждый вечер телевизор после работы и ложится спать с мыслью, что закона нет, а наутро ты к нему приходишь со своими вопросами и убеждаешь помочь следствию. Ему никто не помогает, а он почему-то должен помочь. Не чувствуешь ничего в моих рассуждениях?

— Ты поэтому из МУРа ушел?

— Нет, просто подумал, что могу изменить маленький кусочек мира, но он оказался настолько цельным, что ничего отодрать нельзя, и сам начал изменять меня. Это я после второй рюмки обычно философствую, не обращай внимания, просто чувствую, как что-то происходит, но уловить не могу. Вроде каждый день одно и то же, никаких глобальных перемен, но характер все сволочнее и сволочнее. Сегодня стал доказывать продавщице на рынке, что она не умеет торговать, что покупателей так не обслуживают, если хочешь получить прибыль. Раньше бы просто прошел, ну, пошутил бы насчет того, сколько килограммов в день набегает от подложенного на весы листка бумаги, а теперь меня раздирает заорать: «Где у вас контрольные весы и где начальник рынка!» — потому что меня тоже иногда вызывает клиент в торговый зал.

— Но нельзя же потакать, если обвешивают.

— Только не тогда, когда имеешь такую зарплату, как у меня. Обеспеченные люди должны быть снисходительнее, а не звереть от денег, как акулы от запаха крови.

Он вылил из бутылки остатки себе и Михину, порезал на тарелку еще колбасы.

— Занесло меня, Игорь, ты уж прости. Был когда- то классный парень Леша Леонидов, бегал высунув язык по Москве и был свободен от всех обязательств, кроме тех, что взял сам перед собой. Давай, Игорь, за раскрытое дело!

— Погоди, еще не все понятно, может, он и не убивал.

— Ты выпей сначала, а потом я тебе скажу.

Они допили водку, Леонидов прожевал кусок колбасы.

— Сдается мне, что именно у Демина окончание рукописи. Тебе просто надо ее найти, вот и все.

— Ты думаешь, что Клишин предсказал, кто его убьет?

— Я думаю, не случайно его лучший друг — издатель. На этом романе можно заработать, он есть где- то целиком и все разыграно, чтобы потом провести грамотную рекламную кампанию.

— Чего-чего?

— Шумиху раздуть, вот чего.

— И Демин опубликует обвинение в собственный адрес?

— А я пока не знаю, что там: обвинение или нет. Он должен был придумать какой-то хитрый финт ушами, чтобы вылезти сухим из воды, а потом из нее же сварить жирную уху. Слушай, а как у тебя с Верой этой, Валентиновной?

— А! Ну теперь ее следователь дожмет, на основании показаний того мужика, про которого ты говорил.

— Дожал мужика?

— Он даже испугался: откуда пронюхали? Я уж не стал тебя выдавать.

— Сделай одолжение.

— Что, боишься, в очередь больше не пустят?

— Надо же мне где-то продукты покупать.

— Так вот, мы ее вызвали назавтра в прокуратуру, эту гражданку Самойлову, о доставке я лично позабочусь. Показания о том, что была она в тот вечер у племянника, даст, никуда не денется. Наверняка завещание выкрала.

— Не забудь, что, скорее всего, она Демина видела.

— Не забуду. Потом я проясню ситуацию с машиной в лесу. Кто там ее углядел?

— Тетка одна, она ходит в тренировочных штанах и резиновых шлепанцах, знаешь, такие еще называют вьетнамками: подошва и две резинки. Дом, кажется, второй справа у колодца, покрашен модной сейчас краской, темно-коричневой, на олифу похожей.

— Блеск! Ты бы в разведчики пошел, а не в коммерческие директора.

— Да случайно все получилось.

— Значит, опираясь на эти показания, мы Демина и зажмем. Был он у Клишина? Был. А зачем?