Сегодня Саврасов мне понравился больше. Щеки у него чуть округлились, глаза прояснились, движения стали увереннее, четче. Он с ходу включился в работу, чем порадовал меня еще больше, — обычно он тянет время, делая вид, что пока не готов, надо бы порепетировать, и репетирует до умопомрачения. Вадя сердится, поглядывает на часы, но в спор с Саврасовым не вступает — слишком высокий у этого артиста ранг. (Если б я так не любила Михаила Николаевича, я бы поспорила с подобным взглядом на жизнь и работу. По мне — к людям надо относиться одинаково хорошо, а уже потом, после более близкого знакомства, расставлять акценты, и не по рангу, а по сути.)
Сегодня этого не произошло. До первого перерыва в половине второго мы работали быстро и слаженно. Потом Вадя проголодался и объявил большую перемену.
Саврасов подошел было ко мне, но неблагодарная Невзорова, позабыв, сколько носовых платков он на нее потратил, оттерла его своим изящным бедром. «Извините, Михаил Николаевич, — прощебетала она, — мы с Тонечкой должны поговорить об интимном». Саврасов удивленно посмотрел на меня, но задавать вопросов не стал. Я попыталась сказать, что у меня нет от него секретов и он вполне может идти с нами, однако Невзорова и тут вмешалась. Не успела я открыть рот, как она подхватила меня под руку и поволокла к выходу.
До чего у меня неудобный характер! Со стороны я кажусь сильной, а на самом деле мягкая, как пластилин. Такие, как Невзорова, делают со мной что хотят. Ну почему, почему я запросто могу противостоять Сладкову, Пульсу, Ваде, а Невзоровой — нет?
Покорная злой судьбе, я тащилась за ней, как утлая лодка за кораблем. Она же рассекала коридор, покачивая кормой, и паруса ее обвивались вокруг ног, то есть мачт... Запуталась. Короче, курс мы держали на женский туалет. И там-то она мне открыла свой интимный секрет. Оказывается, она никак не может вспомнить, умывалась утром или нет. Тьфу! Эту информацию она мне выдала трагическим шепотом, а когда увидела недоумение в моих глазах, пояснила, что такое случается с ней ну каждый Божий день и она не знает, что ей теперь делать: обратиться к врачу или уехать домой в Новосибирск?
Я не уловила тут смысла (возможно, я не очень тонкая натура), да и не старалась уловить. Я едва удержалась от того, чтобы не посоветовать ей немедленно уезжать в Новосибирск. Немедленно. Сию же минуту. «Только это еще может спасти тебя. — Вот так чуть было не ляпнула я. — Прощай, моя курочка, мы встретились случайно и расстанемся навсегда». Увы. Я была слишком воспитанной девушкой. Поэтому только глубоко вздохнула и произнесла: «Люда, а не пора ли тебе подлечиться?» По-моему, очень даже вежливо. Не понимаю, почему она расстроилась и заплакала. И конечно, опять мне пришлось ее успокаивать... О-о-о! Когда же это кончится?
Мы еле-еле успели в кафе до конца перерыва. Невзорова все вытирала моим носовым платком свои прекрасные глаза, когда из начала очереди вдруг высунулся нос Линника и повернулся в нашу сторону.
Мы переместились к Паше и вскоре уже сидели за столиком, пили кофе и ели сосиски. Людмила съела две свои и в рассеянности откусила треть от моей, но я была бдительна и отняла у нее то, что осталось. Мило поболтав, мы разошлись по павильонам. Линник пошел к Валериани, мы — к нашему старому доброму Ваде.
В следующий перерыв я вцепилась в Саврасова мертвой хваткой. Как Невзорова ни старалась, она так и не смогла меня от него оторвать. Обиженная, она подошла к оператору и приникла щекой к его мощному плечу.
Но и тут нам с Саврасовым не удалось поговорить. Сладков, сладко улыбаясь, забрался на кресло с ногами и объявил, что в воскресенье он женится и приглашает съемочную группу на свадьбу. Все зашумели, стали поздравлять его. Спросили, кто же невеста. Он смутился и покраснел, а улыбка стала еще шире — чувствовалось, что невесту свою он любит и уважает. Когда он назвал ее имя, отчество и фамилию, я поняла: еще бы не уважал! Это была мосфильмовская уборщица, Фаина Сергеевна Бор-щикова по прозвищу ФСБ. Высокая, дородная, медлительная и очень важная. Ее острыми замечаниями и крылатыми выражениями восхищался весь «Мосфильм». Помню только одно: «Артисты, мать их, нагримуются с утра как бляди и ходют по коридору, и серут, и серут». И вот Сладков решил жениться на такой телебашне. Несладко ему придется, полагаю. Но все же и я его поздравила, и тоже искренне. Кто его знает! Может, человек изменится к лучшему после такого серьезного шага, можно сказать, подвига?..
В третий перерыв случилось кое-что странное. В наш павильон прибежал Денис и вручил мне свой сотовый телефон. Звонил Петя.
При звуке его голоса все внутри меня похолодело. Петя никогда не позволял себе звонить мне сюда, отвлекать от работы. И тем более отвлекать посторонних, которые тут тоже не загорают, а трудятся.
Дрожащей рукой я держала трубку и в первый момент все никак не могла сообразить, что же говорит Петя. Потом включилась.
— ...она звонит тебе уже третий раз, — услышала я, — голос нервный, она на грани истерики. Тоня, это твоя подруга?
— Кто?