Смерть по высшим расценкам

На общепринятом в Америке жаргоне буква G означает «гранд», «тысяча», и после короткого обсуждения они решили: пометку на обороте эскиза Гутиеррес сделал неспроста. Судя по всему, он рассчитывал получить с пары Луксман — Кирьят полтора миллиона, но если с записью «Kenn. 500 G» им все было ясно, ведь они знали, Майлс сам рассказал Лине о назначенной ему цене за ее убийство, то запись «Kir. 1000 G» вызвала сомнения. Если Кирьят и Луксман-младший действовали в тесном контакте, то каким образом каждый из них мог назначить за жизнь Лины свою цену, причем разную?

Положив эскиз с записью на обороте в пластиковую папку и спрятав ее в кейс, они продолжили поиски, но дальнейший осмотр квартиры не принес ничего интересного.

Перед тем как уйти, они тщательно протерли все поверхности, на которых могли оставить отпечатки пальцев. На улицу вышли со всеми предосторожностями, в машину сели по одному, в пути вели постоянное наблюдение.

До самого Коннектикута у них не появилось ни малейших поводов для тревоги, все говорило о том, что их визитом в дом номер 1135 никто не заинтересовался.

К бунгало в Кас-Кабе они подъехали в начале седьмого вечера; ужин, предложенный Линой, оказался как нельзя кстати.

На этот раз Лина накрыла стол в небольшой ротонде на краю участка. Одета она была все в те же короткие шорты и такую же короткую тенниску и по-прежнему вела себя как образцовая хозяйка. К сообщению о разгроме, который Павел и Джон обнаружили в квартире, равно как и к пометкам, сделанным Майлсом на обороте эскиза, отнеслась спокойно; на вопрос, мог ли Гутиеррес, кроме гонорара за ее убийство от Кеннета Луксмана, рассчитывать еще и на миллион от Кирьята, заметила бесстрастно:

— Вполне мог, почему нет. Хотя все это по-прежнему кажется мне дикой чушью.

После ужина Джон решил провести мелкий ремонт взятого им напрокат «сааба» и ушел в гараж.

Лина, попросив Павла потерпеть, занялась переносом в дом грязной посуды; наблюдая за ней, он с сожалением подумал, что сейчас ему придется заняться не свободной беседой с красивой девушкой, а весьма скучным делом: расспросами о Гутиерресе.

Наконец, насухо вытерев стол, Лина села напротив. Улыбнулась:

— Хотите еще кофе?

— Спасибо, нет. А вот пару вопросов я вам задал бы.

— Пару вопросов о чем?

— О Майлсе Гутиерресе, поскольку завтра собираюсь заняться его поисками.

— О Майлсе… — Помолчала. — Хорошо, задавайте.

— Прежде всего я хотел бы знать, как он выглядит.

— Как он выглядит… Он высокий, у него длинные черные волосы, нос с горбинкой, светло-карие глаза. Вообще, он мужик породистый, создан, чтобы соблазнять женщин. — Изобразила гримасу. — К сожалению, я оказалась одной из них.

Эти слова, вообще-то прозвучавшие как извинение, вызвали в нем ничем не оправданную ревность. Усилием воли заставив себя вежливо улыбнуться, спросил:

— У него есть какие-нибудь особые приметы? Родинки, шрамы, татуировки?

— Ну… У него есть довольно заметный шрам на правой руке, на тыльной части ладони, между большим и указательным пальцами. И есть две татуировки, на обоих предплечьях. На одном предплечье — дракон, на другом — несколько китайских иероглифов.

По тому, как она замолчала, он понял: тема ей неприятна. Что ж, ему тоже эта тема не приносит особой радости.

— Вы сказали, у него есть бунгало на Виргиния-Ки, двухэтажный большой дом, «Миа Палома»?

— Да.

— Он живет в этом доме с кем-то? Или один?

— Один. Его отец, мать и младшая сестра живут в своем доме, на Морнингсайде.

— Да, вы говорили. Кстати, вы с ними знакомы?

— Только с матерью, видела ее, может, пару раз. Мне показалось, я ей не нравлюсь.

Решив не углубляться в тему, кто кому нравится, а кто нет, кивнул:

— Хорошо, с родственниками все ясно. Вообще, что у Майлса с деньгами?

— С деньгами?

— Да. Вы сказали, он бедный художник, но, похоже, он не бедный, раз имеет двухэтажное бунгало на Виргиния-Ки?

— Павел… — Лина сморщила переносицу и поправила тенниску; ему показалось, она делает это, потому что не знает, как ответить на вопрос. — Бедность — понятие относительное, так ведь?

— В каком-то смысле да.

— Ну вот. У Майлса, конечно, водятся какие-то деньги, он постоянно трется среди местного бомонда, у него изредка покупают картины. Но мне он не раз давал понять, что все деньги, которые получает, он тут же тратит, и в принципе он бедняк. У него есть идея стать модным художником, а чтобы стать модным художником, считает он, нужно тратить деньги в самых модных местах и быть вхожим во все модные дома. И естественно, иметь такое бунгало, как у него, на Виргиния-Ки. Так что наличие у него денег — лишь видимость.

— Похоже, у него сложный характер.

— Да, непростой. Вообще, он человек непростой. — Посмотрела настороженно. — Хотите узнать что-то еще?

— Да нет, основное для себя я выяснил. — Он решил закончить разговор, приступы ревности, которую он ощущал без всяких на то причин, ему не нравились. — Лина, простите, но, если честно, я встал довольно рано.

— То есть вы хотите спать?

— В общем, да, в Москве ведь сейчас пять утра. Прилягу, чтобы успеть на первый утренний рейс. Скажите Джону, я ушел в свою комнату.