Смерть под колоколом

— На прошлой неделе, — заметил Тао Ган, — когда я нес здесь охрану, один из стражников рассказал мне о маленьком трактирчике, где готовят крабов, рядом с рыбным рынком. Повар фарширует пустые панцири смесью мелко нарубленного и приготовленного на пару крабьего мяса, свинины и мелких луковок. Те места славятся этим блюдом.

— От твоих слов у меня слюнки текут! — воскликнул Ма Чжун. — Пошли-ка туда побыстрее.

Трактир, занимавший скромное двухэтажное здание, звался «Беседка зимородка». Название приятное! Из-под навеса крыши свисала лента, извещающая крупными иероглифами, что отборные напитки как Севера, так и Юга подаются внутри.

Троих сотоварищей, как только они, отодвинув занавеску, вошли в зал, встретил аппетитный запах жареного лука. С бамбуковым черпаком в руке у огромного железного чана стоял толстый повар с обнаженным торсом. В решето, положенное прямо на чан, были грудой навалены панцири, и их содержимое медленно варилось на пару, который поднимался над чаном. Рядом с поваром поваренок рубил на деревянном пне мясо.

Широко улыбаясь, толстяк крикнул вновь вошедшим:

— Да соблаговолят ваши благородные превосходительства подняться на следующий этаж. Они будут сразу же обслужены!

Секретарь заказал три дюжины крабов и три кувшина вина, а затем вслед за друзьями прошел вверх по шаткой лестнице.

Идущий впереди Ма Чжун услышал оглушительный грохот.

— Судя по этому шуму, там за столом целая армия! — воскликнул он.

Но он ошибался. В зале находился только один посетитель — согнувшийся над стоящим у окна столом колосс. Он втягивал содержимое небольших панцирей с такой поразительной мощью, что один производил весь этот невообразимый шум. Его широкие плечи покрывал великолепный халат из расшитого черного шелка.

Ма Чжун дал знак своим товарищам не двигаться, а сам, приблизившись к столу, положил руку на плечо шумливого гурмана и сказал самым громким голосом:

— Давненько не встречались, младший брат!

Сидевший поднял голову, обнаружив сальную бороду, скрывавшую низ его похожего на луну лица. Он недружелюбно глянул в сторону Ма Чжуна и с огорченным видом снова уткнул нос в еду. Затем указательным пальцем отодвинул в сторону пустые панцири, усеивавшие стол, издал громкий вздох и сказрд.

— Именно людишки вроде тебя, старший брат, разрушг ют мое доверие к честным людям. Разве я не обошелся с тобой как с другом при твоем посещении? А затем я слышу, что ты работаешь в присутствии. Конечно, это ты заставил прогнать нас из столь уютного убежища в храме? Задумайся над своими поступками, брат-родившийся-передо-мной, и раз уж ты работаешь в суде, суди себя сам!

— Брось, брось! — возразил Ма Чжун. — Зачем нам ссориться. В этом мире у каждого есть свое дело: мое — в служении нашему благородному судье.

— Значит, мне сказали правду, — загробным голосом констатировал толстяк, — Ах, старший брат, моя дружба к тебе испаряется. Иди же. Оставь честного человека его одиноким размышлениям о ничтожности порций, которые осмеливается подавать скряга владелец этой мерзкой обжорки.

— Кстати, раз речь зашла о скудости порций, — весело заметил Ма Чжун, — если бы ты был готов попробовать еще дюжину этих сочных крабов, мои друзья и я были бы рады видеть тебя за своим столом.

Его собеседник тщательно вытер пальцы о бороду и, чуть подумав, заявил:

— Никто не посмеет сказать, что Чэн Па лишен великодушия. Старший брат, для меня будет честью познакомиться с твоими друзьями.

Он встал. Ма Чжун церемонно представил ему секретаря Хуна и Тао Гана, а затем, выбрав квадратный стол, настоял на том, чтобы приглашенный занял почетное место, сев спиной к стене. Секретарь Хун и Тао Ган сели справа и слева, а Ма Чжун устроился напротив, крикнув хозяину прислать еще крабов и побольше вина.

Слуга спустился вновь. Когда первый кувшин вина был опустошен, Ма Чжун воскликнул:

— Я вижу, мой младший брат, на тебе прекрасный халат. Он должен был тебе дорого обойтись, потому что люди не имеют обыкновение делать столь сногсшибательные подарки. Может быть, ты разбогател после нашей последней встречи?

Чэн Па пробормотал несколько смущенных слов о приближающейся зиме и уткнул нос в чашу вина.

Ма Чжун вскочил, вырвал у него чарку и, прижав беднягу к стене столом, крикнул:

— Говори, мерзавец! Откуда у тебя этот халат? Чэн Па посмотрел налево, посмотрел направо: секретарь и Тао Ган закрывали пути к отступлению. Край стола все глубже погружался в чудовищное брюхо, придавливая несчастного к стене. Смыться невозможно! С меланхолическим вздохом он принялся снимать халат и пробормотал:

— Мне бы надо было догадаться, что не удастся спокойно поесть с бродячими собаками из присутствия за одним столом. Держи, возьми же эту проклятую одежду! Бедный старик замерзнет этой зимой, умрет от холода, и ни один из вас даже слезинки не уронит над его несчастной судьбой!

Видя Чэн Па столь уступчивым, Ма Чжун снова сел, наполнил ему чарку вином и подвинул ее к нему.

— Далека от меня мысль предать твое нежное тело жестоким укусам мороза, брат-родившийся-после-меня, но я хочу знать, как в твои руки попала эта прекрасная вещица.