Смерть под парусом

— И вы догадались, почему он это сделал. Подозреваю, вы передали Кристоферу какие-то слова Роджера, и Кристофер понял, что Роджер собирается воспользоваться известными ему сведениями медицинского характера. Но Роджер не подозревал, что Кристофер знает, и считал, что сможет выполнить свой долг — втайне. И Кристофер никогда не узнает, почему совет директоров внезапно отказался от его услуг. Вот почему Роджер так дружелюбно вел себя по отношению к Кристоферу: он чувствовал себя в безопасности. Роджер умер с улыбкой на лице. Он думал, что может себе позволить шутить с Кристофером.

Эвис не шевелилась, в лице у нее не было ни кровинки.

— Разобравшись в этом, я мог без труда объяснить поведение Эвис. Сначала она действительно испугалась, что ее заподозрят, и бросилась за помощью к Йену. Потом начала волноваться: попросив помощи для себя, она могла невольно способствовать раскрытию того, о чем догадывалась. Она радовалась…

Эвис поникла.

— Она радовалась смерти Роджера, но боялась, что убийца — Кристофер. Как бы то ни было, Эвис чувствовала вину: во-первых, потому что скрывала правду, а во-вторых, что более важно, потому что из-за своего малодушия могла выдать Кристофера, который ей действительно нравился. Если бы Йен не пригласил меня, этот случай так и остался бы загадочным самоубийством. Вот почему поведение Эвис очень напоминало поведение убийцы. Разумеется, она делала это неосознанно. Сыграть так убедительно у нее бы не получилось.

Бледное лицо Эвис выражало отчаяние. Она не шевелилась, не плакала, но ее глаза были полны боли.

— Я думал, это она убила Роджера, — сказал Филипп.

— Я бы тоже, если бы не считала, что у нее кишка тонка… — прибавила Тоня.

— Перестаньте, Тоня. Лучше благодарите Бога, что сами не оказались в таком положении. После того как я разобрался в поведении Эвис, все стало очень легко — полагаю, теперь для вас тоже. Я отправился посмотреть, как Алоиз Биррел погружается на дно реки, и немного удивился, когда увидел доказательства симуляции самоубийства. Разумеется, это был ответ на вопрос номер один. Я уже говорил Йену, что таких дерзких и красивых преступлений мне еще не попадалось. Самоубийство, замаскированное под убийство, — это достаточно очевидно для всех. Но следующий шаг — убийство, замаскированное под первую комбинацию, — слишком хитер, и разгадать его может лишь абсолютно бесстрастный ум.

Сообщая вам о самоубийстве, я, естественно, наблюдал за Эвис. Она сыграла хорошо, но все равно нервничала, и это означало, что нечто компрометирующее Кристофера все еще существует. Я уже знал, что Эвис хочет избавиться от улик. В первый вечер она потребовала разжечь камин, а следующей ночью бродила по дому в темноте. Сегодня днем мое предположение превратилось в факт. Я вошел в ее комнату и обнаружил, что Эвис сжигает дневник.

— А что вы имели в виду, когда остановились посреди гостиной и сказали: «Если я прав», — прежде чем открыть дверь в комнату Эвис? — спросил я.

Финбоу мягко улыбнулся:

— Я мог и ошибаться. Дневник объясняет ее лихорадочную тревогу. Она боялась, что комнаты обыщут и подозрение падет на Кристофера. Но в этом бунгало, в такой тесной компании, не так-то просто избавиться от дневника. Кстати, что в нем было, Эвис?

— Много всякого. — Голос Эвис дрожал. — Например, запись двухлетней давности: «Кристофер конченый человек. Бедняжка, мне очень жаль, но у него одна надежда — хоть немного продлить себе жизнь. Он хочет сохранить все в тайне, и поэтому мы будем молчать». И одна из последних: «От Роджера пришло письмо, в обычном для него стиле. Он пишет: „Конечно, ты не выйдешь замуж за Кристофера. Это было бы возможно, получи он работу в Малайе, но с его болезнью это исключено“». И многое другое.

— Так! — воскликнул. Финбоу. — Неудивительно, что вы хотели сжечь дневник. И еще одна любопытная вещь. Как Кристоферу удавалось скрывать болезнь? Похоже, никто ни о чем не знал, если не считать Роджера — и вас, потому что Роджер был в вас влюблен.

Эвис едва сдерживала слезы.

— Такого самообладания я ни у кого не встречала, — очень тихо сказала она. — Кристофер решил, что если ему суждено выздороветь, то рассказывать о болезни было бы катастрофой, а если он не выздоровеет, что казалось более вероятным, то окружающим тем более незачем знать. Поэтому он молчал — и до черноты загорал на солнце. Позже он мне объяснил: «Эти идиоты думают, что ты здоров, если у тебя кожа цвета шоколада». Никто и заподозрить не мог, что с ним что-то не так.

— Очень похоже на Кристофера, — согласился Финбоу. — Его поведение после убийства было почти безупречным. Не слишком невинным, что очень разумно. Он привез из Лондона маленький пистолет и показал Биррелу. Кристофер объяснил, что оружие может понадобиться ему в Малайе. Биррел согласился. Готов поспорить, что, если бы сержант не нашел первый пистолет, Кристофер устроил бы так, чтобы при следующем погружении обнаружился второй — снова с привязанным грузом, наталкивающим на мысль о самоубийстве Роджера.

— Отличная была бы шутка, — сказал Уильям.