Смерть под старой ивой. Приступ жадности

– А кто? – напористо поинтересовался Гуров. – И по каким таким причинам? Вы мне скажите, а уж я там разберусь, в городе. По кабинетам, если надо, пройдусь. К самому прокурору обращусь!

Старуха какое-то время молчала, будто бы хотела что-то сказать, да не решалась. Но затем, видимо, желание поквитаться с обидчиками взяло верх. Да и как ему не возникнуть, такому желанию? Не каждый день в дом является такой добрый начальник – который и пироги трескает с охотой, и помочь не отказывается! Уж такой-то момент упускать – грех!

– А хоть бы взять нашего участкового Ваську Курятникова! – пожаловалась Макаровна. – Как есть злыдень! И все-то он меня ругает, все-то стращает… Собаку мою грозился застрелить, так она с испугу убежала и вот уже третью неделю не показывается… Хорошая собачка, Бобиком звать. Рябенькая, одно ухо надкусано… Может, где-нибудь встречал?

– Нет, – покачал головой Гуров.

– Жаль… Так и пропала собачка. А в деревне без собаки разве жизнь?

– А за что все же он вас ругает, этот ваш участковый?

– А можно так сказать, что и ни за что. Вот как есть, ни за что. Зазря. Уж такой он взбалмошной человек, этот Васька Курятников. Все бы ему ругать да стращать… Нет чтобы по-человечески – вот вроде как вы. Куда там! Вот как зайдет, так прямо и начинает с порога. А собачка-то на него строжится! А он на нее: цыть, а то застрелю. Ну, она с испугу и подалась в неведомые края…

– Но ведь не может быть, чтобы вот так, совсем без причины… – осторожно предположил Гуров.

– Да причина-то известная…

Старуха помолчала, соображая, что следует сообщить участливому начальнику, а чего, наоборот, не следует ни под каким видом. По всему выходило, что о самогоне сообщать ему никак не надо. Начальник-то, конечно, человек участливый, да ведь самогон – он такое дело… Двусмысленное дело, короче говоря. А обо всем прочем – почему бы и не рассказать? Может, этот начальник и впрямь отвадит этого егозу Ваську Курятникова от дома. И то хорошо.

– Причина-то известная, – еще раз сказала Макаровна. – Вот, говорит, всякий разный народ у тебя собирается. Ну, бывает, приходит кое-кто. Так ведь я – старуха одинокая, а они, которые приходят, и подсобят в чем-нибудь по хозяйству. А коль подсобят, то, стало быть, и угостить их надо. Какой же в том грех?

– Да вроде никакого, – с той же осторожностью выразился Гуров.

– Ну и я о том же… А то, бывает, кто-нибудь у меня и заночует. Другие не пускают, а мне – отчего не пустить? Ну, понятно, кто-то и денежку мне сунет, за ночлег-то да за доброту мою. А я и не отказываюсь от той денежки. Коль она за доброту, то опять же какой в том грех?

– Полностью согласен, – решительно произнес Гуров. – Коль за доброту – то можно. Да вот только…

– А что такое? – встревоженно спросила старуха.

– Всякие люди, наверное, попадаются среди ваших постояльцев. Один человек – добрый, а другой может быть и злой. Или – какой-нибудь бродяга с дальних краев. И поди разбери, что у него за душой, у того бродяги.

Понятное дело, Гуров не зря произносил слова о бродяге. Он был как стрелок, который выжидал момента, чтобы попасть в цель. И он в нее попал – в самое яблочко.

– И не говори, мил человек! – горестно сказала старуха. – Так оно и вышло! Уж как я не хотела его пускать – будто что-то чуяла! Да не удержалась. А как тут удержаться, коль он мне заплатил наперед? Я, говорит, человек тихий, а ты приюти меня на две или три ночи. Ну, и накорми чем-нибудь. А я, говорит, потом еще тебе дам денег – много. И как тут удержаться при моей-то бедности? Ну, и пустила… Да только не впрок пошла мне моя доброта на этот раз. Ой, не впрок!

– А что такое? – с высшей степенью участливости поинтересовался Гуров.

– Да неужто не слышал? – удивилась старуха. – Ведь убили-то моего постояльца! Аккурат утром в четверг, под старой ивой, что на околице!

– Да слышать-то я слышал. Сообщили люди. А только я не знал, что он был вашим квартирантом.

– В том-то моя и беда, что был! И вот теперь я думаю, что же со мной будет? А вдруг посадят? Ведь смертоубийство! А что? Придет этот несусветный паразит Васька Курятников и заарестует! По моим расчетам, он давно уже должен был явиться, да чего-то его нет. Должно быть, подкрадывается.

– Да ведь не вы же его убили, – с подчеркнутым спокойствием проговорил Гуров и пожал плечами.

– Да что ты такое говоришь, мил человек! – замахала руками Макаровна. – Мое-то здесь дело – никакое! Только и было, что человек, которого убили, ночевал у меня две ночи! Ну и столовался, конечно. А потом его и убили, да ведь и не в моем доме, а за околицей. Да вот только поди объясни это Ваське Курятникову! Потому что он как есть охламон и нехристь! Придет и заарестует.

– Ну, это вряд ли, – успокаивающим тоном произнес Лев Иванович. – Как это так – заарестует? Это будет не по закону. Но, с другой стороны… – Здесь Гуров сделал многозначительную паузу. – С другой-то стороны – дело и впрямь нехорошее. Не арестует полиция, так соседи станут судачить. Вот, мол, погубила человека эта Макаровна… Ведь люди – они такие. Им-то рты не заслонишь.