Смерть под занавес

- Так вот сейчас как будто вторая молодость поперла, точнее - первая, ведь я никогда особенно и не гулял. Даже женился - кому сказать - в сорок лет. А тут что-то стряслось. Потянуло. И Светка - не одна. Еще есть Людмила Евгеньевна, разведенка, сорок пять лет. Ну женщина... просто ураган.

- Да... - Алексей не находил слов.

- Ладно, пока Светка по магазинам ходит, выкладывай, что там у тебя.

- Понимаешь, дело такое, непонятное. Ко мне в руки попал один документ - дневник. Что-то меня настораживает в нем. Ты не мог бы по своей части просмотреть его и охарактеризовать личность этого человека. К сожалению, он уже мертв, поэтому расспросить его мы ни о чем не можем.

- Давай сюда дневник.

- С начальством я поговорю, думаю, оплатим без проволочек.

- Да ты что, старик, шуток не понимаешь? Не возьму я от тебя ничего, это я так брякнул.

- Только, Валя, я понимаю, просить об этом просто неудобно, вроде я скотина назойливая, но хотелось бы все это провернуть как можно скорее. Дело отлагательства не терпит.

- Понял, будет сделано, - Валька шутливо отдал честь и почесал в затылке. - Что-то Светка задерживается, наверное, в парфюмерный заскочила.

Стукнула дверь.

- Вот и я, - Света лукаво щурила карие глаза, прижимая к груди два огромных пакета, - копченая курица вас устроит?

- Идет, - в один голос выпалили Алексей с Валькой и дружно рассмеялись.

***

Катя бесцельно бродила по Москве вот уже несколько часов. Ей не хотелось идти домой. Там ее все равно никто не ждал.

Рудик - убийца. Все. Точка. И дело "театрального убийцы" закончено. Его можно сдавать в архив. И Миронову с Касьянниковым убрал, скорее всего, тот же Рудик. Миронова ушла от Гурдиной. Рудик как любящий сын не мог стерпеть такого демарша, а Касьянников хотел в своей телепередаче обнародовать какую-нибудь гадость о "царице московской сцены". Может, он расспрашивал актеров об этом? Хотя вряд ли они бы пустились в откровенности и стали рассказывать о своем житье-бытье в театре. Потому что, как сказал Женя Сандула: "Кто же ссорится со своим бутербродом с маслом?" Действительно, кто? Таких дураков сейчас нет!

Гурдина, по всей видимости, знала убитого, поэтому ни разу не взглянула на него. И последнее, что осталось сделать им с Алексеем, - пойти к Гурдиной и все рассказать, припереть ее к стенке. Тогда она, выражаясь на современном жаргоне, "расколется". И первое дело Екатерины Муромцевой будет закрыто. Катя поймала себя на мысли, что ей действительно хочется поскорее покончить с этим расследованием, таким трудным и запутанным.

Она ощутила безмерную усталость. Как только наступит конец, она попросится в отпуск. Уедет в Париж на две недели и забудет всех. Артура, Игоря. А года через два-три она родит ребенка. Для себя.

Завернув за угол дома, Катя вышла к театру "Столичный". В надвигающихся сумерках он казался лунной глыбой. Катя подошла к афише и неожиданно столкнулась с какой-то женщиной.

- Извините.

- Ничего, ой, вы, кажется, приходили ко мне?

Ирина Генриховна Мануйлина держала под руку высокого мужчину с седой шевелюрой. Она была одета в светлый брючный костюм с крупной брошью, приколотой к воротнику и сделанной в виде не то скорпиона, не то жука-скарабея.

- Венсан, это журналистка, работающая в Институте Гете, - представила она Катю своему спутнику.

- Венсан Барк - ведущий американский театральный критик, у него постоянная колонка в "Санди Таймс".

Катя поняла, что больше всего на свете Ирина Генриховна любит демонстрировать свои знакомства с известными и влиятельными людьми.

- Вы тоже на премьеру? - кивнула Мануйлина на афишу.

- Нет.

- А мы с Венсаном решили пойти посмотреть на Аллу Баринову. Стоим ждем Переверзенцева, вечно он опаздывает. Помнишь, как в Нью-Йорке он опоздал на спектакль Питера Брука, потом еще сказал, что перепутал время? - Мануйлина натянуто рассмеялась. - Ты куда, Венсан? Хорошо, я подожду здесь... Нет, нет, не уходите, я не хочу стоять здесь одна, вы составите мне компанию, затараторила Ирина Генриховна, потянув Катю за руку. - Постоим здесь пару минут. - Назойливый голос театральной критикессы щекотал уши. - Где же Переверзенцев, перед зеркалом, что ли, прихорашивается? После автомобильной аварии такие ему швы наложили - просто ужас, потом пластическую операцию делали. Говорят, это вторая авария в его жизни. И, что самое печальное, врезаются в него, а сам он очень даже прилично водит. Не везет мужику. Холостяк вечный... - Кате показалось, что в голосе Мануйлиной прозвучали досада и сожаление. - Обычный комплекс детдомовского мальчика... Осторожничает в жизни. Ох, Макс идет, вон, справа.

- Простите, - Катя решительно сделала шаг назад, - я пойду, мне очень некогда. - Ей совсем не хотелось встречаться с Переверзенцевым. Извините, - и, не смущаясь недоуменного взгляда Мануйлиной, она развернулась и быстрыми шагами направилась к метро.

***