Развернув пакет из толстой промасленной бумаги, каждый заложник обнаруживал в нем два куриных окорочка, несколько апельсинов, большой красный помидор, бутерброд с черной икрой, холодное заливное мясо с хреном. И, конечно, бутылку чего-нибудь хмельного.
В зале стоял сосредоточенный, деловой шорох разворачиваемых пакетов, слышался нарастающий говор, разговоры становились все более оживленными, кое-где уже слышался здоровый смех, пошли подтрунивания, шутки — жизнь брала свое. А когда заложники увидели появившихся на сцене Пыёлдина и Цернцица, сами собой возникли аплодисменты, раздались приветственные возгласы и даже здравицы в честь старых друзей и сокамерников. Несмотря на некоторую двусмысленность происходящего, аплодисменты нарастали, особенно с задних рядов, которые уже вкусили щедрых даров потрясенного человечества.
Убитых, казненных, расстрелянных никто не вспоминал, словно все это произошло в кошмарном сне. Не было к ним жалости, не было сожаления об их отсутствии.
Ушли и ушли.
Эка невидаль!
Все там будем.
Пыёлдин озадаченно прислушивался к говору в зале, недоуменно поглядывал на Цернцица, но тот только усмехался.
— Чего это они? — спросил Пыёлдин вполголоса. — Чему радуются?
— Пакеты пришли, утро наступило, жизнь продолжается… А ты чего ожидал?
— Ничего похожего не ожидал…
— Они полюбили тебя, Каша, — усмехнулся Цернциц. — А перед этим меня любили… Вообще диктаторов, террористов любят.
— За что?
— За то, что ты позволяешь им дышать, потреблять пищу, отправлять естественные надобности… Ты позволяешь им жить, а это не забывается, Каша! — Цернциц наслаждался растерянностью Пыёлдина и, похоже, решил добить его окончательно. Подойдя к краю сцены, Цернциц поднял руку, требуя тишины, а когда в зале воцарилось спокойствие, произнес заботливым голосом:
— Есть жалобы? Нарекания? Недовольство?
Зал загудел, но в этом гуле слышалось явное удовлетворение. И тут вышел в проход и солидно, не торопясь, поднялся на сцену представитель президента, как две капли воды похожий на самого президента.
— От имени коллектива заложников позвольте выразить глубочайшее уважение и благодарность за заботу, — Бельниц склонил голову в сторону Пыёлдина, давая знать, что он прекрасно понимает, кто здесь хозяин.
— Да, ладно… Чего уж там… ешьте.
— Должен вам сказать нечто важное, уважаемый Каша Константинович, — помня требования Пыёлдина называть его только Кашей, Бельниц решился добавить отчество, отчего имя у Пыёлдина получилось совсем дурацким.
— Слушаю!
— Возможно, это покажется вам странным… Однако тем не менее я уполномочен группой заложников на предмет уведомления вас в том, что вышеупомянутая группа…
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Пыёлдин, повернувшись к Цернцицу.
— Он робеет.
— Слушай, ты! Говори или отвали! — повысил голос Пыёлдин.
— Слушаюсь! Среди заложников… Если позволите именовать их именно так…
— Позволяю! — резко оборвал Пыёлдин.
— Появились добровольцы, — выдавил наконец из себя Бельниц. — Некоторые господа… В общем, они готовы предложить свои услуги.
— В качестве кого?
— Добровольцев.
— И что же они намерены делать?
— Все, — Бельниц склонил голову к плечу, отчего щека его плотно улеглась на воротник пиджака. — Возможен штурм Дома со стороны властей, возможны беспорядки в среде самих заложников…
— Ну? — насторожился Пыёлдин, и ствол его автомата вперился как раз в переносицу Бельница.
— Господа заложники попросили меня передать вам, что готовы с оружием в руках отстаивать святое дело свободы и демократии.
— Какое-какое? — Пыёлдин наклонился вперед, решив, что ослышался.
— Святое! — твердо ответил Бельниц.
— Каша, — Цернциц осторожно, но крепко взял Пыёлдина под локоть и отвел в сторону. — Не торопись отвечать. Это серьезно. Оружие в Доме есть, мы можем выдержать не только танковую атаку, но и вертолетную, даже ракетную… Все есть, Каша, а твои бандюги… Я не уверен, что они умеют обращаться с ракетами «земля — воздух» или «земля — земля»…
— Но если им дать оружие, они же нас перестреляют! Ты соображаешь, что говоришь?!
— Каша, — так же тихо и настойчиво продолжал Цернциц. — Они умрут за тебя.
— Не может быть!
— Точно, Каша… Не сомневайся.
— Что же это за люди, Ванька?!
— Нормальные люди… Ты в свое время вел себя так же… Ведь предложил начальнику тюрьмы поставить вышку? Зачем эта вышка? А для того она, чтоб никто из зэков не убежал. И он тебе поверил.
— Дурак потому что!
— Нет, Каша. Это норма.
— Но я же его обманул!
— Нет. Ты воспользовался изменившимися обстоятельствами. Вышку в конце концов поставят, и она будет еще долгие годы служить на благо зэков и охранников.
— Что же делать?
— Поблагодари добровольцев, скажи, что надеешься на них, при первой же возможности они получат оружие и займут свое место в рядах защитников Дома.
— И поверят?
— Конечно. Ведь ты скажешь правду.
— И им можно дать оружие?
— Они будут ненадежнее твоих бандюг.