Смерть приятелям, или Запоздалая расплата

— Да что я, господин Власков? Я рад бы что поведать, да не знаю, о чём. Мы с Николаем Иванычем не приятельствовали. Он, хотя и служил при нашей камере, но близко к себе не допускал. Он же дворянских кровей, а мы кто? Лаптем щи до сих пор хлебаем, — со внезапной злостью сказал купец, — свысока он на нас смотрел. Словно вши мы для него были, а не человеки. Мы иной раз и за бутылочкой посидеть любим, да и в баньку сходить попариться. А он — ни-ни. Ему ж шампанского с этими клятыми, как же их, во! — устрицами подавай, — обрадовался чему-то Тимофей Петрович. Потом махнул рукой. — Простите, господин Власков, но с гнильцой человечек был. Лучше у Ольги Николаевны поинтересуйтесь. Может быть, она вам о нём поведает, — с хитринкой во взгляде произнёс Лыхтин, даже один глаз прищурил.

— Что она может рассказать? — недоумевающе спросил Власков.

— А вот вы у неё и поинтересуйтесь.

— Стало быть, ничего добавить не можете?

Купец пожал плечами.

4

На Караванной, где, согласно данным справочника «Весь Петербург», расположилось Военно-медицинское управление, Лунащука провели в архив. Именно там находилась небольшая комната, которую назвать кабинетом не поворачивался язык. Маленькая, квадратная, в три сажени площадью и маленьким окном под потолком, она больше напоминала тюремную камеру. Но вместо койки с тонким матрацем здесь стоял дубовый стол, в углу — железный, в рост человека сейф с железной ручкой. В противоположенном углу на стене расположились три крючка, на одном из них висело пальто.

Коллежский советник Варламеев выглядел на первый взгляд моложаво. В восемь вершков ростом, подтянутый, стройный, словно всю жизнь провёл на плацу. Короткие волосы также молодили его, но, присмотревшись, можно было отметить сеть тонких морщин вокруг глаз и рта, поблекшие, словно выцветшие, радужки. Ухоженный — но в то же время было в нём нечто неряшливое.

Александр Андреевич, не поднимаясь со стула, посмотрел на вошедшего чиновника для поручений как на очередного просителя. Прищурил глаза, прикидывая, кто и от кого мог к нему пожаловать.

— Разрешите? — Михаил Александрович не то чтобы робел, но не терпел такого взгляда и таких высокомерных, как ему показалось, людей.

— Прошу, — Варламеев продолжал сидеть, только кивнул головой на стул. — Чем обязан?

— Чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции Николай Семёнович Власков, — отрекомендовался сыскной агент.

Архивариус вскинул в удивлении брови.

— Коллежский советник Варламеев, — потом добавил: — Александр Андреевич. Чем могу быть полезен сыскной полиции? Вроде бы у нас ничего не исчезало, — всё-таки съязвил архивариус.

— Александр Андреевич… могу я вас так называть?

— Да ради бога. Что же вас всё-таки привело в такое учреждение, как наше?

— Вам знаком господин Власов, проживающий в Гродненском переулке?

— Николай Иванович? — архивариус снова вскинул брови. — А почему вы спрашиваете?

— Судя по вашему удивлению, вы знакомы?

— Ну да. Мы с ним приятельствуем уже, по крайней мере, лет двадцать.

— Стало быть, хорошо его знаете?

— Да что, чёрт возьми, случилось? Почему вы задаёте такие вопросы? Что-то с ним стряслось?

— А что с ним могло случиться? — насторожился Лунащук.

— Ну, не знаю. Приходит чиновник для поручений из сыскной полиции и задаёт странные вопросы. Что бы вы сами подумали?

— Когда вы видели Николая Ивановича в последний раз?

— Вы скажите, в чём дело?

— Господина Власова и его служанку убили неделю тому, сейчас мы занимаемся дознанием по этому трагическому делу.

— Как убили? Не может такого быть!

— Так когда вы видели его в последний раз?

— Двадцать… — архивариус задумался, — четвёртого августа, — с уверенностью в голосе сказал Варламеев.

— Значит, двадцать четвёртого. И в котором часу?

— Вечером, а вот время… Да не следили мы за часами. Я его покинул, наверное, в полночь или чуть раньше. Засиделись мы.

— Вы были вдвоём?

— Да.

— У вас сложилось в обычае только вдвоём проводить вечера?

— Отчего же? В тот день мы засиделись допоздна с Николаем, а обычно к нам присоединяется Карл.

— Прапорщик лейб-гвардии Сапёрного батальона? — уточнил Лунащук.

— Совершенно верно, прапорщик фон Линдсберг.

— Вы не знаете, почему его в тот раз не было?

— Так служба, — усмехнулся Варламеев, и тут же на его лице появилось серьёзное выражение, лоб собрался в складки. — Какая утрата! Вы сказали, Николай убит?.. Мне не верится — только недавно мы сидели за столом, и…

— Его уже не вернёшь, — отозвался Михаил Александрович.

— Когда его убили?

— Скорее всего, двадцать пятого вечером.

— Надо же, — тяжело вздохнул Александр Андреевич. — А я хотел его навестить вечером, но не сложилось, — словно бы оправдываясь, быстро сказал архивариус, — может быть, тогда… — и умолк, потом торопливо добавил: — Если двадцать пятого, то я не на службе был, а ездил в Царское Село к сестре и вернулся только утром двадцать шестого.

— Об этом горевать не стоит — если убийца хотел лишить жизни господина Власова, то непременно свой план воплотил бы в жизнь. Если не двадцать пятого, то в последующие дни, — сказал Лунащук, но отметил последнюю реплику Александра Андреевича.