Смерть пришельцам. Южный фронт

Озеро с желто-серой водой и берегами, загроможденными металлическими конструкциями непонятного назначения и грудами строительных материалов, явно позаимствованных с баз и строек людей. Башня пришлых росла из середины озера подобно кривому узловатому стеблю. Маяк, или, скорее, исполинскую антенну, вроде телевышки, окружали леса, зияли до сих пор не заделанные проемы в стенах, виднелись оголенные балки и кабели. В воздухе висели или плавно двигались «блюдца», выполняя функцию подъемных кранов.

Как бы то ни было, а это строение еще не вымахало ввысь и вширь до той световой колонны, которую Степан видел прошлой ночью.

Но прошлой ли была та ночь?..

А потом Степан вспомнил, что его подстрелили.

И снова – ни страха, ни шума в ушах, ни надсадного сердцебиения.

Только холодное любопытство и желание расставить все по местам.

Степан опустил взгляд. Так и есть: пыльник в багровых разводах, присох к гимнастерке, а та успела прикипеть к телу. Но ни боли, ни кровотечения. Рану стягивала запекшаяся корка, похожая на сургучовую печать. Степан положил руку на поясницу и сразу же нашел входное отверстие. Пуля, выпущенная из винтовки Мосина, прошила его насквозь чуть ниже левой почки.

Значит, жизненно важные органы не задеты. Повезло, можно сказать. И вдвойне повезло, что он – на ногах, причем ничего не чувствует, кроме настойчивого желания откашляться, хотя, по идее, должен выть от боли.

Степан вытянул из кармана перевязочный пакет, вскрыл его зубами. Разодрал присохшие к гимнастерке полы пыльника, с горем пополам перевязал брюхо. При этом он не забывал посматривать по сторонам: враг мог нагрянуть в любой миг, поэтому следовало сделать все как можно скорее. Но пока окрест царила безмятежность: парили в вышине степные орлы, ветер гнал по траве волну, в отдалении скользили «блюдца», поднимая на тросах части недостроенной башни. Ни конных патрулей, ни перехватчиков. Складывалось впечатление, что пришлые пока не были готовы встретиться с людьми в своем глубоком тылу.

Закончив с бинтами, Степан вытряхнул из индивидуальной аптечки пенал с антибиотиком общего действия и проглотил сразу жменю таблеток.

А после он подхватил автомат и подошел, хромая, к коню. Гнедое животное било копытом, словно предчувствовало добрую скачку. Степан потрепал его по гриве, а потом, собравшись с силами, запрыгнул в седло.

Эпилог

С момента уничтожения Каменской общины он шел по своему пути в одиночестве.

Люди появлялись и исчезали. Хорошо, если они вообще оставались в живых.

Дед Бурячок мертв, Седой Цыган тоже. Казак Лучко – неизвестно, может, ему и удалось выкарабкаться, все-таки – парень крепкий, бывалый. Атаман Ермаков, посчитавший, что сын красного офицера должен умереть, уцелел ли он? А его молодая жена? Его дочери?

Людмила отделалась легкой контузией, Кузнец и Икар, если выживут, будут комиссованы. Он не терял надежды встретиться с Людмилой: в освобожденном Ростове или в любом другом городе, из которого будут выбиты пришлые. Он обещал Лютику стать подопытной крысой, и он сдержит обещание. Он все ближе к Южному Фронту, скоро уже начнутся родные края. Болезнь все сильнее точит его тело, пальцы окостенели и потеряли чувствительность, на лице навсегда застыла пугающая гримаса. Но он по-прежнему жив и идет к своей цели.

Отец, капитан Слюсарь, Зураб Гириян, Саша Медведев. Удалось ли «блюдцу» уйти из зоны поражения до того, как боеголовка превратилась в многомерный «цветок» чистейшей энергии?

Отец… Полковник Стариков обязательно встретит «блюдце». Не увидев сына среди вернувшихся сотрудников СМЕРПШа, он повернется и молча уйдет. Отец снова одним махом постареет лет на десять, превратится вовсе в дряхлого старика. Убьет ли его эта потеря? Вряд ли, сейчас его дело – это война. Когда же в небе расцветут победные салюты и все соберутся шумными толпами, чтобы ликовать, искалеченный полковник останется один в пропахшем потом и табаком блиндаже; он нальет в походную кружку спирта, но выпить не успеет: отцовское сердце остановится, потому что биться дальше ему будет не для чего.

Конь постепенно выбивался из сил. Уход у пришлых был не самым лучшим, да и путешествие с востока на запад выдалось нелегким.

Они ехали по безлюдным степям, через усеянные обгоревшими обломками места великих сражений, через брошенные и населенные призраками села, станицы и хутора. Конь пил из ручьев и речушек, которые во множестве попадались на пути, щипал траву, ел овес, который Степан нашел в седельной сумке, а в одном из хуторов они разжились прелым сеном.

Степан все больше времени проводил в тревожной, насыщенной яркими сновидениями дреме. Однажды его разбудил грохот копыт: шайка разбойников уносилась на всех парах в степь. Очевидно, лиходеи дали деру, как только разглядели, с кем свела судьба на продуваемом всеми ветрами просторе.

Видение раскрывающегося бесконечное число раз «цветка» преследовало его, этот въевшийся в сетчатку образ гипнотизировал, вводил в транс.