Смерть прототипа

– Не надо, – сказала Диана быстро. – Мы тебе доверяем.

– Опознать человека по нему особого труда не составляет, если знать, кого ты ищешь. А мы знали, он ведь числился без вести пропавшим.

– И что, почти год прошел, а вы его не искали? – удивился Калев.

– Искали. Много времени на это потратили. Все-таки известный человек. Но не нашли.

– А почему объявления не было?

– Близкие не захотели. Им, видите ли, не нравится публичность.

Подозрительно, подумала Диана, но Калев посчитал иначе:

– Ну да, после того, как им однажды перемыли все косточки…

– Вот-вот, – подтвердил Андрес.

– И кто эти близкие? – спросила Диана. – Жена-эстонка, наложница-русская?

– Ишь ты, как хорошо она осведомлена! – театрально удивился Андрес. – Успели обсудить?

Калев кивнул.

– Сегодня, когда увидели в газете объявление.

– Понятно, – протянул Андрес, и затем обратился к Диане. – Увы, твои данные устарели. С женой он вскоре после пресловутого скандала развелся, с любовницей, или, как выразился твой муж, наложницей, они тоже разошлись, чуть позже.

– Но он с ними разве не общался? Там же дети.

– С женой не общался, у них полный разрыв отношений, только алименты платил. Она живет в Тарту, в Таллине практически не бывает. А с русской, да, иногда встречался, когда та приезжала из Италии.

– Из Италии? – удивилась Диана.

– Да, она потом вышла замуж за итальянца.

– А в предполагаемые дни убийства тоже приезжала? – подал голос Калев.

– Нет. Была тем летом, и этим тоже.

– Проверяли?

Андрес даже обиделся.

– За кого ты нас принимаешь?

– А мотив у этих женщин был?

Андрес вздохнул.

– И да, и нет. Видишь ли, в чем дело. Роосте не повезло, он ровно год не дотянул до парламентской пенсии. Но после смерти его иждивенцы имеют право на пенсию потери кормильца.

– Разведенные жены тоже? – удивилась Диана.

– Они нет, но дети. Итого четыре ребенка, с женой – три, с любовницей – один. Кстати, все четверо – девочки. И вот они, вернее, трое из них, те, кто еще не совершеннолетние, имеют. Пенсия – тридцать процентов от парламентской зарплаты.

– Каждой по тридцать процентов? – Диана была потрясена.

– Каждой.

– И сколько она, эта парламентская зарплата?

– Около двух тысяч евро.

– То есть, каждой по семьсот?

– То есть.

– Ничего себе! Мне бы такие денежки.

– И ты бы согласилась ради них выйти замуж за этого урода? – с укоризной в голосе произнес Калев.

– Нет, – ответила Диана кротко.

Но в душе у нее все клокотало – ну и страна! Старикам за квартиру нечем платить, а этот… Однако, тут же она обуздала себя. Она кто здесь? Гостья. Вот и сиди, и помалкивай.

– А как репрессированный он какие-то преференции имел? – спросил Калев.

– Имел, но это так, мелочь. Небольшое ежегодное пособие и право бесплатно посещать музеи.

Диана хихикнула.

– Сам он экспонат. Но когда его репрессировать успели? Ему что, сто лет?

– Калев имел в виду не сталинские репрессии, – пояснил Андрес.

– А что, есть и другие?

– Он же сидел. Как диссидент.

– Ах да! – вспомнила Диана. – Долго?

– Кажется, полгода. Началась перестройка, и всех быстро выпустили.

– А какого они возраста, эти девочки? – вернулся Калев к главной теме.

– Старшей двадцать пять, окончила университет, кстати, в Таллине, и осталась тут, к маме вернуться не пожелала.

– К отцу она ходила?

– Нечасто. Когда что-нибудь было нужно. Папа, у меня куртка износилась, хорошо бы купить новую, а зарплату я всю потратила. Не поможешь?

– Помогал?

– Иногда помогал, иногда нет. Он-то сам нежирно жил. Питался надеждами на богатое пенсионное будущее.

– Чем он вообще занимался? Как-то я совсем потерял его из виду.

– После того, как его политическая карьера завершилась, он создал фонд репатриации.

Калев, как раз собравшийся сделать глоток чаю, поперхнулся.

– От слов к делу. Большое учреждение?

– Маленькое, если не сказать крохотное: он сам и его приятель, одноклассник, бывший летчик.

– Но зарабатывали они хорошо?

– Он неплохо, летчик так себе. Но… – Андрес поднял указательный палец – Алименты!

– Скольким он платил? Со старшей ведь рассчитался?

– Да.

– А с остальными?

– С остальными не успел. Средней из трех, что от жены, сейчас двадцать один, она осталась в Тарту, студентка.

– Эта в столицу не захотела?

– Мамина дочка, как я понимаю. Изредка приезжала, ходила с сестрой в кино, на дискотеку, а вот с отцом встречалась редко, недолюбливала его, говорит, испортил маме жизнь. Она будет получать пенсию до окончания университета, то есть еще год.

– А чему она учится?

– По моей специальности.

– Кем хочет стать, адвокатом или прокурором?

– А вот этого я не спросил, не знал, что ты будешь интересоваться, – почесал Андрес затылок.

– Наверняка прокурором, – вставила Диана.

– Почему? – удивился Андрес.

– Элементарно, Ватсон. Раз она обвиняет отца, что тот загубил жизнь матери, значит, такая натура – прокурорская.

– Но маму же она защищает, – возразил Андрес.

– А это до поры до времени, – не сдалась Диана. – В какой-то момент и ее будет обвинять.

– В чем?

– Что загубила жизнь ей.

– Ладно, пошли дальше, – прервал Калев диспут о женской натуре.

Андрес сразу сосредоточился.