Наутро, помня о данном себе обещании, Диана сразу после завтрака вытащила масло, чтобы оно оттаяло, и именно в этот момент в спальне зазвонил телефон. С кем Калев разговаривал, она не услышала, но внутреннее чувство подсказывало – Андрес. Ее любопытство снова вспыхнуло – может, комиссар свернул на правильный путь? Она надеялась, что Калев, закончив разговор, придет и расскажет в чем там дело, однако на этот раз интуиция ее подвела, трубку положили, а муж не пришел. Ну что ж, нет, так нет, подумала она и пошла в ванную, чтобы замочить стирку. Возвращаясь оттуда, она встала у двери в спальню и навострила уши – в комнате было тихо-претихо. Она осторожно приоткрыла дверь – Калев сидел и мрачно смотрел на почерневший от бездействия монитор.
– Что-нибудь случилось?
Калев вздрогнул и схватился за мышку.
– Да нет, ничего. Андрес пригласил меня на похороны… ну, Роосте, а я отказался.
– Почему?
– Потому что не Мегрэ, – буркнул муж, и уставился на экран с таким важным видом, что даже посторонний понял бы – нельзя мешать, господин писатель работает.
И Диана ретировалась.
Но на прогулке Калев неожиданно заговорил. Погода, после нескольких дней ветра, дождя и дождя с ветром стояла… ну, замечательной таллинскую погоду не назовешь никогда, «терпимая» – самое точное слово: холодно, но сухо и почти штиль, и они, словно делая «запас» перед долгой и тоскливой зимой, совершили длинную вылазку, до самой Ратушной площади, и даже оттуда не повернули обратно, а отправились дальше, в сторону площади Свободы, ранее Победы, еще ранее, кажется, тоже Свободы. И вот на этом отрезке, пройдя мимо унылого здания Дома писателей, построенного после войны, когда разучились строить, Калев открыл рот.
– Не нравится мне вся эта история. По-моему, Андрес не там ищет. Я, конечно, знаю этих людей не очень близко, но, думаю, достаточно, чтобы создалось вполне определенное мнение, которое я, кстати, и выразил в романе.
Роман Диана помнила плохо, можно сказать, даже не читала, Калев написал его еще до того, как они поженились, правда, знакомы они уже были, и поскольку Диана не знала эстонский, то Калев ей перевел текст вслух, хотел узнать, что она скажет, одобрит или нет. Ну и конечно, когда слушаешь, не так хорошо запоминаешь…
– Это совсем другие люди, – продолжил Калев, – предельно честные, ну и, соответственно…
– Глупые?
– Не то что глупые, но, скажем так, ограниченные. У них была своя правда, они рассматривали через ее призму всю нашу жизнь, были убеждены, что они – единственные, кто знает, что к чему, и что только они на правильном пути, все остальные заблуждаются…
– Но ведь именно так и вышло?
– Ты насчет того, что рухнул СССР? Ну да… но не они же свергли эту власть, хоть сами и считали себя главными могильщиками. Они впали в эйфорию от того, что их идеалы осуществились, и не подумали о том, что каждый осуществленный идеал становится своей противоположностью.
– То есть, ты думаешь, что такие люди, идеалисты, как ты говоришь, не способны на убийство?
– Не только на убийство, а даже на доносительство.
Диана была поражена.
– По-моему, стукачи были в то время везде, как может быть, чтобы КГБ не внедрил к ним ни одного? – Она вспомнила. – Даже в твоем романе есть стукач!
– Ну да, есть, – признался Калев неохотно.
– А что, на самом деле, его не было, ты это выдумал?
– Нет, почему же, был.
– И ты знаешь, кто он?
– Знаю.
– А почему ты Андресу не сказал?
– Потому что в таком случае я должен был назвать его имя.
– А ты не хочешь?
– Не хочу.
– Понятно, – протянула Диана, хотя как раз понятно ничего и не было.
Некоторое время они шли молча, затем Калев продолжил:
– Это был очень талантливый человек, но с изъяном, они поймали его на этом, и заставили работать на них. Он из-за этого очень страдал, так страдал, что терпеть уже не мог, и однажды, подшофе, признался мне. Помню, это было для меня шоком. Он не просил меня молчать, но я сам обещал себе, что не выдам его. Мало ли что с человеком может в жизни случиться.
– Но он…. жив? – спросила Диана.
Калев покачал головой.
– Нет. Повесился.
Некоторое время они шли молча.
– Так что, видишь, не могу я сказать Андресу. Некрасиво выдавать человека, которого уже нет. De mortuis… К тому же, я не знаю, может, был еще кто-то. Когда началась перестройка, к ним примазалась куча подозрительных субъектов. Их я уже не знаю, да и знать не хочу. Возможно, среди них окажется и убийца. Так что пусть Андрес ищет…
– Пусть, – поддержала Диана мужа. – В конце концов, все равно прибежит к тебе…
– Это вы про меня? – послышался рядом знакомый голос.
Супруги остановились как вкопанные. Незаметно для себя, они дошли до площади Свободы-Победы, примерно к тому месту, где когда-то находилось кафе «Москва», которое, кажется, даже не переименовали, а в метре от них стоял ухмыляющийся Андрес.