В заключение мы должны сказать что-нибудь о факте смерти в целом. По мере того как мир знакомится с тысячами обществ, составляющих разнообразие человечества, и с ритуалами, которые те создали, чтобы справиться со смертью и обратить лицо к жизни, растет потенциал для новых обрядов. В некоторых случаях более глубокое знание человеческого разнообразия может привести к довольно негативной или защитной позиции, основанной на релятивизме. Так, например, некоторые люди могут возразить, что из‐за того, что в мире много религиозных верований и несколько различных наборов священных писаний, ни одно из них не является истинным. Иногда говорят, что сравнительное религиоведение делает людей сравнительно религиозными и уводит от веры в абсолютную истинность какой-либо одной религии, и в этом наблюдении есть доля истины.
Но, похоже, это не относится к обрядам смерти. Тот факт, что практически все общества имеют обряды смерти, не означает, что как только люди ознакомятся с этим разнообразием, они захотят отказаться от обрядов смерти как не имеющих отношения к их собственным потребностям. В самом деле, знание разнообразных вариантов и возможностей, кажется, только обеспечивает больший простор для ритуальных действий, как мы видим в главе 13, где рассказывается о выставке, на которой многочисленные художники творчески размышляли о похоронах и памятниках умершим в современном обществе. Секулярный характер некоторых обществ не препятствует ритуалам. Те стали рассматриваться как нечто, что может отстоять от традиционной религии, как часть основного человеческого и социального поведения, обладающего силой поддерживать и ободрять людей в трудные периоды жизни. В этом смысле обряды смерти продолжают предоставлять как мужчинам, так и женщинам, а также мальчикам и девочкам возможность размышлять о себе и о природе самой жизни.
Я заканчиваю эту книгу, вновь подчеркивая проблему риторики, той вербальной площадки, где один человек убеждает других красноречием, подходящим для данной темы, и ни одна подобная площадка не стала бóльшим вызовом способности человека выражать свои способности в речи, чем смерть. Получившиеся речи затрагивают великие вопросы спасения, просветления и смысла прошлого и будущего, в частности требуя, чтобы человечество обратило внимание на природу собственного чувства идентичности. Это верно как для обществ с сильными религиозными структурами, так и для групп или отдельных лиц, обладающих скорее секулярным мировоззрением, именно потому, что смерть фокусирует внимание на глубине существования, сосредоточенной в конкретных людях.
В традиционных обществах религия придает жизни смысл, помещая смерть в гораздо более широкую картину вечности и судьбы через риторику спасения. В секулярных обществах эта рамка меняется и может принимать различные формы. В главе 13 мы кратко коснулись природы различных медиа, поскольку они представляют факты смерти и идеи жизни, но можно гораздо больше сказать о творчестве как способе справиться со смертью. От людей, идентичность которых связана с воображением и его реализацией через литературу или артефакты, следует ожидать, что они привлекут новые средства, чтобы справиться со смертью в нерелигиозном мире. В обществах, где личные верования принимают форму кластеров значимости, привлекаемых из различных контекстов, маловероятно, что возникнет какая-либо систематическая вера в смерть и загробную жизнь. Несмотря на это, маловероятно и то, что люди просто будут рассматривать смерть как отсутствие жизни. Во взаимодействии со смертью через ритуал идентичность умершего используется для некоторого положительного эффекта в памяти живых.