Смерть Рыцаря

— Я посчитала, что ты съехала, — ответила мать, — а куда именно, зачем — мне было плевать. Как и на твои вещи. Даже монет заработала с твоего ухода. Не золотых разумеется, но я и не прихотливая, — она протерла всё лицо, нагнулась и положила повесила тряпку на край бадьи. Выпрямилась. Посмотрела на Марию, — ты знаешь где выход. Ножками поработай в его сторону.

— Но почему?

— Ой ну что ты заладила, почему, почему. Потому что! Чё мне с этими вещами делать, твоими то, а? Обниматься с ними? Рыдать и думать, где ж моя доченька?

Мария не могла даже посмотреть на мать. Чувство стыда возвращалось к ней, как было раньше. Она чувствовала себя виноватой за такую мать и начинала думать, что если бы Мария была дочерью получше, тогда и краснеть за мать не пришлось. Неожиданно для неё самой, слова мамы снова действовали на неё. Заставляли сомневаться в собственных силах.

— Ну ладно мои вещи, — нервно заговорила Мария заламывая руки, — но часть из них мне отец подарил. Неужели ты и о нём воспоминая хочешь уничтожить?

— Единственная мысль о твоём отце, что всплывает в моей голове, так это о том, как ему повезло уйти первым. Кто-то должен был тебя тянуть, еду давать, воспитывать. И этот кто-то мог справиться и один. Вдвоем эту обозу тащить ни к чему. Жаль, что он первый сообразил, да слинял. А я женщина честная, породила, значит воспитаю.

Мать, почувствовавшая, что её «чары» снова действуют на дочь, достала из шкафчика две тарелки и поставила на стол друг напротив друга. Вытащила из того же шкафчика деревянную кастрюлю.

— Садись, давай суп поедим. Ну куда ты поедешь? Дома оставайся. А вещи купим тебе. Вон монета золотая у тебя есть.

Мария покорно встала, опустила голову и села за стол.

— Соседи недавно на охоту ходили, — продолжила мать улыбаясь, — и я не осталась без мяса. Хорошие у нас соседи. Хлеб будешь?

Мария кивнула и стала дожидаться, когда ей нальют суп. Мать взяла поварёшку и зачерпнула суп из кастрюли. Налила себе. Повторила это ещё два раза, заливая тарелку до краёв.

— Вкусный суп, очень вкусный. Тебе понравится, — приговаривала она, зачерпывая поварешку, — вот, даже мяска тебе побольше возьму.

Тарелка Марии заполнилась на половину. Мать отложила поварёшку и села.

— А хлеб? — тихонько спросила Мария, двигая к себе ложку.

— Да так попробуй. Тут мясо много, хлебом нет смысла живот забивать.

— Хорошо, — согласилась Мария и опустила ложку в тарелку. Мясо было не так много, как хвасталась мама. Маленькие кусочки плавали на поверхности прозрачно-зеленой гущи. Суп в основном состоял из картошки, причём порезанной абы как. Ещё и холодный. Впрочем, как всегда. С печью бодаться маме было лень. И она сама всегда говорит, что любит супчик прохладным. А мнение дочери обычно не учитывается.

Стоит Марии поднести ложку к губам, открыть рот и влить туда похлебку, жизнь вернётся на круги своя. Только в этот раз никаких кошмаров. По крайне мере во сне. Может быть, однажды, ей встретиться мужчина, который проявить толику доброты и тогда она отсюда сбежит под влиянием жениха. Он, торжественно, как герой, спасёт её от собственной родни. Увезёт за тридевять земель и посадит в роскошном особняке. Если повезёт, будут служанки. Она будет помыкать ими, капризничать, ругать своих подчиненных. И эти служанки будут сидеть по ночам на своих кроватях и обсуждать откуда такая дурёха хозяйка взялась. «Мать наверняка такая же была, больная», говорила бы одна из них, а другие, услышав такое большое слово, как «больная» охали от страха и возбуждения, что нельзя так говорить, но в конце концов бы смеялись. А сама Мария сидела бы в спальне, на втором, а лучше на третьем этаже, смотрела бы в окно на пустую дорогу в ожидании приезда мужа и думала о том, как она вообще могла здесь оказаться. В роскоши, но взаперти. Или всё могло быть совсем по-другому? Забудем про жениха. Так ей никто и не подвернулся более приличный, чем мать и осталась она с нею жить на совсем. Очерствела, перестала внимания обращать на жалобы и ругательства. И жили бы они вдвоем, как сожители и даже не друзья. На завтрак суп холодный, на ужин тот же, но только с хлебом. А потом, когда мать совсем устанет, зачахнет и умрёт, Мария сядет за стол, пододвинет к себе кастрюлю, снимет крышку и к потолку понесётся пар. Горячий суп, вот он, наконец-то. К тому времени, ей станет тяжело вспоминать себя молодой и жизнерадостной. А Воларис станет сказкой, которая не приключалась вовсе. Зато на столе появиться горячий суп. Сухие, морщинистые руки поднимут ложку, подведут к губам. Останется только сделать «ам», как учила её мама.

— Подожди мам, — Мария приспустила руку с ложкой, — ты и сундук что-ли продала в котором мои вещи лежали?

— Зачем тебе сундук?

— Подожди, — ложка Марии опустилась обратно в суп. Мать это подметила, — ты продала его или нет?

— Я не понимаю, ешь давай, не задавай глупых вопрос.

— Нет, — Мария заскалилась? Уверенность в себе постепенно возвращалась, — ты бы его не продала. Но по какой-то причине всё же убрала его из-под моей кровати. Почему?