Смерть с отсрочкой

Жизнь утекает, и, если он намерен сдержать обещание, надо действовать быстро, с любой помощью, какой можно заручиться. Эта самая помощь, вспомнил Сидней, взглянув на часы, тикавшие на каминной полке, опаздывает уже на два с половиной часа — неотесанный грубиян, у которого ничего больше нет, кроме фургона, крепких рук и единственного желания лестью и хитростью влезть в его завещание. Жалкий экземпляр, но другого быстро не найти. Нельзя даже точно сказать, клюнет ли болван на приманку, даже на вторую по счету среди самых заманчивых для мужчины. Сидней со вздохом откинулся на спинку кресла, тело онемело от темного каталонского вина, голова кружилась. Старым развалинам не пристало быть слишком разборчивыми.

Стук раздался через тридцать минут.

— На три часа опоздали, — проворчал Сидней с раскрасневшимся от вина и тепла лицом.

Ленни смахнул снег с короткой стрижки ежиком и нахмурился.

— Нехорошо, нехорошо, мистер Стармен, — полушутливо пропел он таким тоном, каким обращаются к совсем глухим и совсем слабоумным. — Что Ленни вам говорил про дверную цепочку?

Сидней проигнорировал, вглядываясь в худого мужчину, дрожавшего под фонарем на веранде.

— Кто это? — спросил он.

— Николас, — объяснил Ленни. — Один из моих штатных сотрудников. — Он поднял пакет из «Теско». — Ленни привез вам самое любимое.

— Сомневаюсь, — пробормотал Сидней с усталой покорностью. — Входите, пока все тепло не выпустили.

Он отметил, что незнакомцу хватило совести сбить о порог снег с ботинок, в отличие от его невоспитанного работодателя. Костлявость как бы прибавляла ему роста, узкое опечаленное лицо наполовину скрывалось под нечесаной гривой неопределенного цвета.

— Я Сидней Стармен, — объявил хозяин. — Заходите в комнату, садитесь.

Незнакомец не протянул руку — это нынче не принято, — вместо того поднял измученные бессонницей глаза с загнанным взглядом.

— Спасибо. Меня зовут Ник Крик.

Тепло из открытой топки притянуло кровь к щекам Ника, который подтащил стул по кафельному полу и уселся. Ленни остался стоять, оглядывая полки, приподнимая безделушки, разглядывая надписи на подставках.

— Полагаю, чаю желаете? — буркнул Сидней.

— Хорошо бы капельку чего-нибудь покрепче, учитывая погодные условия, — ответил Ленни. — Смотрите, что я привез. — Он вывалил на стол содержимое пакета. — Рулеты с инжиром, чудный пирог «Фрай Бентос»… ох, видите, два пакетика мятных конфет, пара банок вашей любимой лондонской тушенки.

Сидней поставил рядом с продуктами графин, три стакана. Ник принял его за старого солдата, благодаря остаткам волос, столь же коротко стриженных на военный манер и таких же седых, как усы. Видно, характер довольно вспыльчивый.

— Сколько я вам должен? — отрывисто спросил старик.

— Мне? — воскликнул Ленни. — Ничего! Это подарок, мистер С., а стаканов надо всего два. Ник у нас в полной завязке.

— Где?

— Спиртного не пью, — объяснил Ник.

— Боже милостивый! — вскричал Сидней, наполовину удивленно, наполовину подозрительно. — До чего необычно. Для вас одного чай не стану заваривать.

— Ничего, — улыбнулся Ник. — Мы ненадолго. — Ему страшно хотелось вернуться в свою комнатку в квартирке на двоих, запереть дверь, закрыть шторы, зажечь свечу, начать праздновать.

— У него сегодня день рождения, — пояснил Ленни. — Тридцать три года. Хочет ехать домой, распинать сам себя на кресте.

— Ну, поздравляю, — сказал Сидней, торжественно поднимая стакан. — Точно не желаете присоединиться?

— Славная капелька шерри, — перебил Ленни. — «Харви»? «Эмвакрим»?

— Фактически мансанилла из Сан-Люкара, — придирчиво поправил Сидней. — Пейте. Я хочу, чтоб вы взглянули на штукатурку в гостиной.

— Сейчас? — спросил Ленни.

— А когда же вы думали? — переспросил Сидней. — И еще: в окно в задней спальне жутко дует. Привезли инструменты?

Ник смотрел на Ленни, обещавшего завтра же первым делом вернуться и приступить. Потом взглянул на Сиднея, пожавшего плечами с разочарованием, которое его поколение приберегает для своих потомков. И задумался о динамике жизни.

— Идите сюда, посмотрите обои, — продолжал Сидней.

Ленни кивал, стараясь угодить, подмигнул Нику, следуя за стариком. Ник поднялся и пошел за ними.

— Вон, в углу, — указал Сидней, приведя их в богато украшенную гостиную, где пахло лакрицей и камфарой. — Отошли от стены. Должно быть, отсырели. — Старик покосился на Ника, который оглядывал комнату. — Любите искусство, молодой человек? — Он постучал пальцем по рисунку в раме, скомпонованному из разбросанных линий и сцепленных между собой овалов. — Работа Миро.[2] Весьма ценная.

Ленни втянул воздух сквозь зубы. Ковбой, мастер на все руки, обязан был это сделать, оценивая объем работ.

— Штукатурка живьем сдохла, — заключил он. — То есть дело долгое. — И принялся простукивать стену, а Сидней указал на гипсовый бюст:

— Франция, конец восемнадцатого века. Подписной, но без названия.