Смерть шута

Рубен, войдя, опустил тяжелый серебряный поднос на широченный полированный стол красного дерева, занимающий чуть не половину комнаты. Не торопясь, он принялся раскладывать по местам тарелки и приборы к обеду. Его нимало не беспокоило, что серебряная посуда покрыта черными пятнами, или то, что не все тарелки были с одинаковым рисунком. Рубен только безразлично заметил в воздух, что эта тарелка взялась откуда-то из другого сервиза, но поскольку Раймонд никак не ответил, то Рубен завершил сервировку стола заварочным чайником вустерского фарфора и чашками.

– Хозяин опять провел ночь неспокойно, – сказал Рубен, глядя в потолок.

Раймонд только проворчал что-то себе под нос.

– Марта поднималась к нему за ночь четыре раза, – продолжал Рубен, укрывая заварочный чайник теплой накидочкой. – Но, похоже, его ничто особенно не беспокоит, исключая, конечно, его подагру. Теперь ему уже хорошо.

Это сообщение вызвало у Раймонда ничуть не больше интереса, чем первое. Начищая серебряную ложечку, Рубен проронил снова:

– Хозяин получил письмо от Обри... Кажется, молодой человек снова влез в долги. Хозяину после этого письма стало хуже...

Раймонд не ответил ничего и на этот фамильярный тон в отношении своего младшего брата, но правила приличия остаются правилами приличия, и Раймонд посмотрел на Рубена поверх письма, но нехорошим взглядом.

– Мне казалось, что эту новость следует донести до вас, – сказал Рубен, на что Раймонд коротко рявкнул:

– Не позволяй себе нахальства! Что за вольности?! После этого Раймонд, снова опустив глаза в письмо, сел во главе обеденного стола.

Рубен коротко усмехнулся, приподнял крышку одного из серебряных сосудов, положил еду Раймонду на тарелку и поставил перед ним на стол.

– Вы можете не беспокоиться об этом, – заметил Рубен. – Хозяин сказал, что Обри больше не выдавит из него и шиллинга. Но самое главное, Обри приедет сюда. И очень, очень скоро. Я думаю, это будет окончательный расчет, не правда ли?

Рубен уже пошел от стола к двери, когда услышал короткий сардонический смешок Раймонда. Выйдя из комнаты, он повстречал Клару Гастингс.

При взгляде на Клару очень трудно было бы сказать определенно, сколько ей может быть лет. На самом деле ей было уже шестьдесят три, но, несмотря на седеющие пряди, кожа на лице и шее оставалась мягкой и гладкой, как у молодой девушки. Она была высокой, слегка угловатой и, как ни странно, лучше всего смотрелась в седле. Ее большие костлявые руки вечно были выпачканы в земле, потому что она ко всему была еще страстным садоводом. Рукава ее рубашек вечно были неровными на краях, а если нос ее был забит, то она шмыгала до тех пор, пока ей в руку не попадался какой-нибудь кусочек тряпки, и тогда уж она, не стесняясь, звучно сморкалась. Она не жалела денег ни на лошадей, ни на сад, тратя такие суммы, которые выходили за рамки ее скромного бюджета, но на одежде экономила каждое пенни. Бывало, она месяцами ждала, пока какая-нибудь шляпка в самой дешевой лавке Лискерда не подешевеет настолько, что мельче монет просто не бывает, и тогда с видом триумфаторши покупала вышедшую из моды вещь за гроши. На сезонных распродажах она была постоянной посетительницей.

Когда она в двадцать два года выходила замуж, медовый месяц она провела в шелковой ночной сорочке, и ту же самую сорочку она носила теперь, в шестьдесят три. Эта сорочка уже потемнела и местами продралась, но тетушке Кларе было на это наплевать.

Ни ее сын, преуспевающий адвокат в Лискерде, ни кто-либо из Пенхоллоу давно уже не замечали ее жуткого внешнего вида, но он ужасно раздражал ее невестку Розамунд, да еще, пожалуй, утонченную Вивьен, которая иногда не выдерживала и отпускала, едкие замечания на сей счет.

В этот день Клара была одета в голубой, заляпанный на боку балахон, разлетающийся у нее на талии, волосы были кое-как собраны в узел на макушке и заколоты гребешком, который, естественно, сполз набок и висел у нее над ухом. Она уселась напротив Раймонда, чуть не скинув со стола свой прибор, и заметила требовательным тоном, что ее серый жеребец потерял подкову.

– Я не могу отвлекать на эту ерунду моих слуг! – ответил Раймонд. – Разве что пошлю Джимми Ублюдка с вашим жеребцом к кузнецу.

Клара восприняла это без комментариев и стала наливать ему кофе, а себе – чаю. Потом она подошла к буфету, положила себе на тарелку бекона, яичницы и запеченную сосиску, после чего вернулась к столу. Раймонд продолжал изучать письмо и делал какие-то подсчеты. На нее он не обращал ни малейшего внимания.

– У вашего отца снова был ночью приступ, – сказала Клара.

– Да, Рубен сказал мне об этом. Марта четырежды поднималась к старику ночью.

– Это опять подагра? – поинтересовалась Клара.

– Не знаю. Еще он получил письмо от Обри. Клара задумчиво помешивала сахар в чае.

– Кажется, я слыхала ночью, как он кричит... А что, Обри опять наделал долгов?

– Да, так говорит Рубен. Да я ничуть не удивлен! Чертов мот!..