Смерть швейцара

— Вы же умный человек, Александр Тимофеевич, и даже, по свидетельству осведомленных людей, работали в КГБ, — сказала Ольга, не без ехидства втыкая эту булавку в пухлую плоть администратора. — Зачем, — тут она повысила голос и еще раз повторила, — зачем ему меня убивать? Я же ничегошеньки о его делах не знала и не знаю. Даже если предположить, что мой прежний возлюбленный по имени Паша обладал какими-то компрометирующими сведениями о Заславском, которыми со мной делился, то какого черта антиквару нужно было ждать, когда я поеду в ваш Первозванск? Чтобы меня здесь прикончить? Он бы преспокойненько кокнул меня в Москве, где, как вы понимаете, сунуть концы в воду куда легче. Там даже не надо устраивать стрельбу посреди бела дня — достаточно случайного наезда, и журналистка Туманцева прекратила бы свое существование. В столице, заметьте, у меня не было бы таких высоких покровителей. — Тут Ольга отвесила Меняйленко короткий поклон.

Администратор обошел вокруг стола и уселся на стул в непосредственной близости от Ольги. Некоторое время он задумчиво мял подбородок, а после произнес:

— Не стану выяснять, откуда вы узнали о моей работе в органах. Хотя догадываюсь. Замечу только, что и в совковые времена существовали нормальные люди, понимавшие, что держава идет не тем путем. Впрочем, мы отвлеклись. Послушайте, вы все-таки журналистка, а не тетеха какая-нибудь. Сами-то вы что думаете? Неужели у вас ни одной мысли, ни одной версии в голове? Ведь на вас, по большому счету, было два покушения. Два! — вскричал Меняйленко, размахивая перед носом у Ольги сложенными латинской буквой «V» толстыми пальцами. — Просто убийцы вас в первый раз почему-то не тронули, а просто швырнули на обочину, как хлам, и все. Зато,

— Меняйленко вскочил со стула и забегал по комнате подобно бильярдному шару, который запустили по столу без всякой цели, — они через несколько часов после этого ухлопали Сенечку Кантакузена, а Сенечка — да будет вам известно, — перед носом у Ольги снова возник палец администратора, — был не лох какой-нибудь. У него и прикрытие солидное имелось, и все такое прочее. Получается, что его ухлопали только за то, что он имел глупость разговаривать с вами у своего же ларька. Вам, Оленька, все это не кажется странным?

— Кажется, — сказала она, с безнадежным видом поглядывая на администратора.

Видно было, что тот самым серьезным образом собирался не давать ей спать всю ночь. Впрочем, он честно сказал об этом с самого начала. Поэтому Ольга приготовилась к долгому разговору — она подошла к полированной панели бара, открыла ее и спросила голосом стюардессы на зарубежных авиалиниях:

— Что пить будем?

Александр Тимофеевич, привыкший, как видно, к аналогичным вопросам официанток в буфете своего «Аглицкого» клуба, отреагировал на слова девушки автоматически:

— Как обычно. «Колдстрим» и тоник. Только не сильно разбавленные.

Потом, спохватившись, он снова произнес:

— Господи, что я такое несу... Извините за рассеянность — все служба на уме.

— Вот я и хотела сделать все так, как заведено на вашей службе. Ведь я, по большому счету, сейчас тоже состою на службе безопасности Дворянского клуба? Верно?

Меняйленко хотел ответить уклончиво, но передумал.

— Верно, на службе, девочка. На ней, расчудесной. Но для вашей же пользы — кто, в противном случае, будет вас охранять? — Эту реплику он намеренно произнес с ударением на последней фразе, и Ольга замерла, осознав, до какой степени все эти дни в Первозванске она была близка к темному провалу небытия. — Итак, что же вы обо всем этом думаете?

— Я думаю, я просто уверена, что все дело в «Молодом человеке с молитвенно сложенными руками» Рогира ван дер Хоолта, — тихо сказала Ольга. — Знаю, что вы мне не поверите, но суть проблемы в этом.

— Вот как? — слегка удивился Меняйленко. — Так просто? Мне кажется, что вы переоцениваете этого господина.

— Это которого же из них? — поинтересовалась Ольга, довольно сноровисто смешивая Меняйленко коктейль. — Рогира ван дер Хоолта или «Человека с молитвенно сложенными руками»? Мне трудно поверить, что вы, зная о коллекции живописи князя Усольцева, могли запамятовать о главном шедевре этого собрания.

— Кто ж не знает о шедевре, — задумчиво протянул администратор. — В этом городе о нем говорят на каждом перекрестке вот уже лет семьдесят. Легенда, правда, в течение века видоизменилась — и теперь уже мало кто помнит подлинное имя мастера и название полотна. И как их только не называют — и «Юношей в зеленом» Рональда фон Хольца, и «Мужчиной, осеняющим себя крестным знамением» кисти Роджеро Хоолтини. Заметьте, — сказал администратор, принимая из рук Ольги коктейль, — это еще самые достойные названия. Есть и такие, которые звучат просто непечатно. К примеру, «Девушка, держащая в руках...»