Смерть сквозь оптический прицел. Новые мемуары немецкого снайпера

Осада Модлина длилась много дней. Когда в боях наступало затишье, мы переговаривались с Зоммером. Он продолжал раскрывать мне тонкости снайперского ремесла. В частности, он объяснил мне, что в подобных условиях мы вполне можем позволить себе не беспокоиться о перемене позиции. Во-первых, наше снайперское гнездо находилось далеко позади передовых позиций дивизии, а поляки вели огонь преимущественно по переднему краю наших войск. Во-вторых, наш окоп был достаточно надежно укреплен и замаскирован.

— Конечно, может получиться так, что мы нарвемся на снайпера или наводчика экстра-класса, — невесело ухмыльнулся Зоммер. — Но это очень маловероятно. Так что об этом лучше не думать.

Он оказался прав. За все две с половиной недели осады враги так и не догадались открыть огонь по нашему снайперскому гнезду. Мы с сержантом за это время сумели уничтожить примерно по сотне поляков.

За время осады — в один из ее дней, 17 сентября, — боевой дух наших бойцов несколько подняла новость о том, что Советский Союз также вступил в войну против Польши в качестве союзника Германии. Поляки были обречены в войне с двумя государствами, каждое из которых обладало значительно превосходящими силами.

Передовые позиции защитников Модлина постоянно пополнялись свежими силами, и наши части никак не могли войти в город. Артиллерийская перестрелка не утихала все две с половиной недели.

Наконец 28 сентября капитулировала Варшава. Гарнизон Модлина капитулировал только на следующий день. Мы вошли в город. Оказалось, боеприпасы защитников были уже на исходе. Более того, в Модлине начинался голод, поскольку все пути поставки продуктов были уже давно перерезаны нашими войсками.

На этом Польская кампания для меня закончилась. Однако последние польские части, продолжавшие сопротивление, сдались только 5 октября. После этого Польша была разделена на две части. Восточную часть оккупировал Советский Союз, а западную — Германия.

В течение последующих пяти месяцев я был произведен в младшие унтер-офицеры. Далеко не последнюю роль в этом сыграл мой снайперский счет. Сержант Зоммер подтвердил значительную часть моих попаданий.

Кроме того, за эти пять месяцев я получил один-единственный отпуск сроком на одну неделю. Ингрид и мать едва не расплакались, когда увидели меня на пороге дома. А вот Курт отреагировал совершенно иначе. Он дичился меня и совершенно не хотел признавать во мне своего отца. Это очень расстроило меня. Конечно, я успокаивал себя тем, что дети в таком возрасте всегда относятся с опасением к малознакомым людям, а я из-за армейской службы стал для своего сына именно таким малознакомым человеком. Подобные рассуждения были верными, логичными, но мало утешали.

Ингрид и мать без конца спрашивали о том, какой была война в Польше. Мои ответы сначала были короткими: «Да, я видел бои», «Нет, мне не хочется это описывать. Вы же видите, я жив, это главное» и тому подобное. В конце концов мне стало тяжело видеть смятение и растерянность на их лицах. Тогда я начал врать, говорить о том, что поляки постоянно отступали, почти не отваживаясь вступить с нами в бой. Я даже рассказывал матери и Ингрид армейские анекдоты, немного грубые, но веселые. Все это успокаивало их. И вскоре они уже верили, что Польская кампания была чем-то вроде приключения, веселого и совсем немного рискованного. Матери и Ингрид хотелась в это верить, и поверить было нетрудно, ведь все немецкие газеты писали о том же самом.

Мне самому во время этого отпуска хотелось хотя бы на неделю возвратиться в свой прежний уютный мирок и забыть об армейской жизни. Это не удалось. Что-то произошло во мне самом. Проблемы и интересы людей, живущих на гражданке, теперь казались мне чем-то надуманным, оторванным от настоящей жизни. На четвертый день я уже не знал, куда себя деть. Мне даже хотелось вернуться в казарму, где весь твой день расписан и все решено за тебя.

«Кажется, ты напрасно говорил Зоммеру, что сможешь так же, как и раньше, печь хлеб и пирожные», — сказал себе я, грустно усмехнувшись. Тем не менее я заставил себя попробовать делать это снова. Что удивительно, мои руки не успели забыть, как надо печь хлеб. Последние дни отпуска я по несколько часов в день помогал матери и Ингрид в их работе. Это помогало мне снова почувствовать себя не то чтобы прежним, но хотя бы немного таким, как прежде. А еще я играл со своим сынишкой. К концу недели Курт привык ко мне и даже два или три раза назвал папой.

Однако мне было пора возвращаться в часть. К этому моменту наша база располагалась уже в Рейнской области, откуда было уже недалеко до французской границы.

Вторая мировая между тем продолжала разгораться. 30 ноября советские войска вторглись в Финляндию. Это привело к трехмесячной войне, в которой советские войска понесли тяжелые потери, но при этом добились капитуляции Финляндии.