Смерть Солнечного Садиста

Я въехала на стоянку для учащихся, притормозила, чтобы не сбить идиота в роликовых кроссовках, и поставила машину на отведенное место. Школьную стоянку освещали яркие фонари-автоматы, под которыми кучковались ученики, из-за мороза одевшиеся потеплее.

— Только посмотри на них! — процедил Оскар, глядя в ветровое стекло. — Как мошкара на свет слетаются!

Оскар наблюдал за самой большой группой, собравшейся возле Амелии Гаррисон и ее новой машины. Члены ее фан-клуба не желали считаться подвывалами, но каждый искал предлога прикоснуться к машине и заговорить с Амелией.

— Какая мерзость! — поморщился Оскар и засунул учебник в брошенный на пол ранец. — Самое страшное — это не вина их, а беда. Влечение к определенному физическому идеалу, определенному сочетанию черт заложено в нас на клеточном уровне. По сути, это сигнал: мол, та особь здорова и способна произвести на свет здоровое потомство.

Я лишь глазами захлопала: разве двенадцатилетние мальчишки рассуждают о клеточном уровне и произведении на свет здорового потомства?

— Знаешь, почему над тобой смеются? Не потому, что ты коротышка, а потому, что ты всем ботанам ботан!

Оскар нахмурился:

— Я серьезно! Ты только посмотри на нее!

Я посмотрела.

Глаза, кожа и волосы Амелии светлые, как у всех нас: миллионы лет во мраке живем, зачем нам пигментация?! Но Амелию Гаррисон считали воплощением идеала эволюции: ее радужка почти не отличалась от белков, а волосы казались прозрачными. Чтобы подчеркнуть красоту, Амелия каждый вечер втирала в свою гриву блестящий гель, и при любом освещении волосы сияли как звезды. Завистницы болтают, что она искусственно нарастила клыки. Верить или нет, не знаю, но не сомневаюсь: еще год назад зубы Амелии такими длинными и белыми не были.

— Ты просто завидуешь! — Я распахнула дверцу, и лодыжки тотчас ужалил ледяной ветер.

— Не завидую, а жалею! Они ведь даже не понимают, что находятся в полной власти своих желаний и инстинктов. Я лучше парализованным прикинусь, чем буду участвовать в этой мышиной возне!

Понятно, почему Оскар мечтает покрасить волосы в черный, хотя все вокруг осветляются. Его цель — стать белой вороной, а не слиться с толпой, к которой он испытывает зависть и презрение.

— Сделай одолжение, озвучивай свои философские перлы, когда никто не слышит! — взмолилась я, не желая спасать братишку от очередных побоев.

— Считаешь меня идиотом? — Оскар нахмурился, распахнул дверцу и закинул рюкзак за спину. — Не жди меня после уроков, у нас заседание научного клуба!

— Тебя подвезут? — Я захлопнула дверцу и смотрела на брата в опущенное окно.

— Кого-нибудь попрошу.

Я недовольно посмотрела на Оскара и кивнула, прекрасно зная, что подвезет его не одноклассник, а куратор.

— Ладно.

Оскар зашагал к школе, а я подняла с полу свой рюкзак и глянула на заднее сиденье, чтобы проверить, не забыла ли Люси обед. Нет, там валялся лишь мой сотовый. Открыв «раскладушку», я увидела пропущенный звонок: десять минут назад мне звонил Тит. Странно, но звонка я не слышала! Только собралась набрать его номер, как увидела спешащим в мою сторону.

Я захлопнула заднюю дверь ногой, сунула ключи в карман и, бросив рюкзак на обочину дороги, прислонилась к машине.

— Добрый вечер, красавица! — Тит бросил свой рюкзак рядом с моим и наклонился для поцелуя.

Я прижалась к нему и зажмурилась от удовольствия: спереди его теплое тело, сзади холодный металл машины — как здорово! Наши губы встретились, и все остальное отошло на второй план: я наслаждалась его вкусом и игрой его языка.

Клыки Тита скользнули по моей губе, осторожно, чтобы не поцарапать, но достаточно сильно, чтобы намекнуть: я опасен. Возбуждение острой иглой пронзило мое тело и растеклось до кончиков пальцев. Распаляла именно опасность тех клыков, памятников, хм, нашему прошлому.

Поцелуи Тита разжигали инстинкты, которых Оскар не почувствует еще как минимум пару лет. Они будили потребность делать, вернее, позволять Титу делать то, что при сестренке я называла гадким и неприличным.

Приличные люди действительно считают это гадким и неприличным. А мы с Титом неприличные! Мы сгорали от желания, не сдерживаемого ни возрастом, ни отрицательным опытом. Молодость, страсть, ласковые движения его клыков — потребности предков уже не казались такими дикими. Они казались… жутко заманчивыми. Нежность, чувственность, близость — все в одном предельно простом движении. Но пока с соблазнами мы боролись и ограничивались ласками, ведь табу есть табу, и ввели их не просто так. Психопаты вроде Солнечного Садиста превратили употребление свежей крови в символ жестокости, распутства и смерти. Эти уроды весь кайф нам поломали!

Наконец Тит отстранился, и я неохотно выпустила его из объятий.

— Знаешь, я пришел в школу только из-за тебя! — хриплым от желания голосом заявил он, и его рука, лежавшая на моей талии, скользнула вверх…

Я улыбнулась и вернула руку на прежнее место.

— После уроков! — объявила я, схватила ранец и потащила Тита к школе. — Кстати, ты мне звонил? — спросила я, когда он зашагал рядом.