Смерть Сталина. Все версии. И ещё одна

Рухадзе рьяно взялся за дело, арестовав близких к Берии лиц — бывшего министра госбезопасности Грузии Рапаву, генерального прокурора Шонию и академика Шарию, короткое время работавшего заместителем начальника внешней разведки НКВД. Их обвинили в связях с антисоветскими эмигрантскими организациями, осуществлявшимися через бывшего агента НКВД Гигелию, вернувшегося в 1947 году из Парижа с женой-француженкой.

Но члена Политбюро нельзя арестовать голословно, нужны доказательства. Их не было. И тогда Рухадзе предложил авантюрный план: похитить в Париже лидеров грузинских меньшевиков, родственников жены Берии, привести в Грузию и на месте выбить нужные показания. Операция не состоялась по одной лишь причине. Судоплатов, которому Игнатьев приказал выехать в Тбилиси для оценки возможностей грузинской разведслужбы провести операцию и при необходимости помочь подготовить похищение, по возвращении в Москву доложил об их неспособности квалифицированно работать за рубежом. Игнатьев ответил, что инициатива исходила от Рухадзе, и Сталин лично её одобрил. Но на этом план похищения застопорился[92]

Сталин зашёл с другой стороны — с подготовки общественности к появлению нового народа-изгоя. Он продиктовал решение, опубликованное в советской печати: «Мингрелы связаны с турками, среди них есть лица, которые ориентируются на Турцию». Намёк понят. Аналогичное обвинение в связях с Турцией, союзником Гитлера, в 1944 году предъявлялось туркам-месхетинцам — их в 24 часа погрузили в теплушки и вывезли в Сибирь и в Среднюю Азию. Через семь лет такое же коллективное наказание ожидало мингрелов.

Сталин предложил Политбюро направить в Тбилиси партийную комиссию по расследованию «мингрельских уклонистов». Руководство следствием он возложил на мингрела Берию, надеясь, что тот начнёт выгораживать друзей и знакомых, что и станет доказательством его вины.

Сталин любил подсматривать за моральными муками своих жертв. Он мог прийти к ним домой за несколько дней до ареста, как было с Бухариным, позвонить по телефону, подбодрить, утешить, дезориентировать и деморализовать. Немалое наслаждение испытывал он, наблюдая за товарищами по Политбюро, которые не раздумывая жертвовали жёнами, детьми, предавали братьев, отказывались от друзей. Он постоянно испытывал их, проверяя на благонадёжность. Настала очередь Берии. Сталин хорошо усвоил принцип: в многонациональной стране расправу должна совершить рука соплеменника.

Приехав в Тбилиси, Берия уволил своего друга, первого секретаря ЦК компартии Грузии Чарквиани. По требованию Сталина, его сменил Мгеладзе, давний враг Берии. Опасаясь обвинений в «мингрельском национализме», Берия закрыл все мингрельские газеты. Начались аресты. Об их масштабах можно судить из воспоминаний Хрущёва. Стопроцентно доверять им нельзя, но, зная, как добросовестно абсолютно все члены Политбюро выполняли указания Сталина, не жалея даже ближайших друзей, на этот раз приходится с ним согласиться.

«Тогда много было произведено арестов, но Берия ловко вывернулся: влез в это дело как «нож Сталина» и сам начал расправу с мингрелами. Бедные люди. Тащили их тогда на плаху, как баранов»[93].

Осенью 1951 года Сталин находился на лечении в Сочи. Он поручил Берии выступить на торжественном заседании партийного и государственного актива, посвящённом празднованию 34-й годовщины Октябрьской революции. Для тех, кто не знал Сталина, это был знак: Берия нынче в фаворе. Игнатьев, новый министр госбезопасности, владел иной информацией.

В эти же дни, по секретному распоряжению Сталина, первый заместитель министра госбезопасности СССР Огольцов направил в Тбилиси новую группу следователей. Их инструктировали: любым способом выбить из арестованных признания, порочащие Берию и его жену. По согласованию со Сталиным был утверждён план оперативной разработки родственников и ближайшего окружения Берии.

В квартире матери Берии, проживающей в Грузии, установили подслушивающие устройства. Сталин знал, что сын Берии — специалист по радиоразведке, участвовал в этом качестве в Тегеранской и Ялтинской конференциях и свои разговоры контролировал. Но мать Берии, находясь вдали от сына, может не сдержаться и выразить сочувствие арестованным. Ведь Берия — мингрел, а мингрелы не ладят с гурийцами, которые в почёте у Сталина. В частных беседах она станет обвинять Сталина в страданиях мингрелов, и тогда Берия окажется на крючке.

Мингрелы держались стойко. Московские следователи докладывали Рухадзе, что они уже почти установили связь между семьей Берии и арестованными националистами, но топтались на месте — мингрелы не признавались. Дело затягивалось…