Остальное — правда. Четыре месяца — после смерти Сталина и до ареста — Берия находился у власти. В эти четыре месяца именно он приступил к реанимации уже почти совсем загубленной страны: открывались двери лагерей, ослабевала атмосфера страха, облегчалось положение крестьянина, в мировой политике мелькнули первые признаки разрядки.
Сомневающихся отошлю к рассекреченным ныне материалам пленума ЦК КПСС 5–7 июля 1953 года. Реестр обвинений, предъявленных на этом пленуме уже расстрелянному Лаврентию Берии, выглядит пародийно.
Все, что тогда гневно ставили Берии в вину, теперь сочли бы его заслугой: борьба со всевластием партийного аппарата, амнистия, прекращение насильственной русификации и выдвижение национальных кадров, попытка добиться национального мира в Литве и на Западной Украине, стремление восстановить отношения с Югославией и не мешать воссоединению Германии.
Из всех хозяев Лубянки только Лаврентий Павлович Берия и Юрий Владимирович Андропов и по сей день вызывают неподдельный интерес, рождают споры и кажутся многогранными личностями. Их предшественники и преемники представляются более однозначными фигурами.
Берия, хотя и в значительно меньшей степени, чем Андропов, в последние годы обзавелся искренними поклонниками. Или, как минимум, предстал в роли крупного политика, оболганного и несправедливо изображенного кровавым чудовищем.
Некоторые историки исходят из того, что Берия виноват в репрессиях не более, чем остальные члены политбюро — от Молотова до Хрущева. Лаврентий Павлович пришел к руководству Наркоматом внутренних дел в конце 1938 года, когда пик репрессий был уже пройден, и с его приходом часть арестованных выпустили. Но летом 1953 года он проиграл в политической борьбе, и его превратили в козла отпущения, свалив на него все грехи…
В реальности Берия обладал сильной волей, был толковым организатором, умел быстро схватить суть дела и ориентироваться в сложной обстановке. При этом он от природы был палачом и садистом.
Сто четырнадцать дней правления Берии в 1953 году оставляют исследователей в некоторой растерянности. Берию полуиронически, полусерьезно называют первым советским перестройщиком. Может ли палач быть реформатором? Такое объединение функций только на первый взгляд кажется странным.
История многовариантна. Судьба социализма в России тоже зависела от множества факторов. Вмешательство каких-то случайностей могло привести к власти совсем других людей.
Мы, скажем, привыкли слышать о возвращении к социалистической законности после ареста Берии. А вот что говорил назначенный весной 1953 года министром внутренних дел Украины Павел Мешик, выступая перед республиканскими чекистами в Киеве:
— Прежде всего я хочу поздравить вас с тем, что руководство Министерства внутренних дел поручено сейчас товарищу Лаврентию Павловичу Берии, что кончился наконец тот мрачный период, когда органы государственной безопасности находились в руках авантюристов типа Игнатьева. Мне хочется напомнить вам, товарищи, мрачную страницу в истории органов, относящуюся к тридцать седьмому — тридцать восьмому годам, когда заговорщик Ежов широко развернул свою предательскую деятельность, когда Ежов уничтожил огромное количество преданных Родине и партии людей. Вторичный приход товарища Берии к руководству чекистскими органами вновь ознаменовался разоблачением преступников, стоявших у руководства МВД, исправлением искривлений в работе органов. С приходом товарища Берии чекистские органы снова стоят на страже интересов советского народа, интересов коммунистической партии, на страже социалистической законности…
Настоящим «реальным социализмом» был сталинизм.
Вся послесталинская история СССР — стремление, с одной стороны, вернуться к этому «идеалу», а с другой — не дать стране совсем погибнуть. И страна развивалась бы все в том же круге: от ГУЛАГа до реформы.
Многовариантность «реального социализма» сведена к минимуму. Социалистическое государство с помощью аппарата госбезопасности мобилизует все резервы на создание мощного военно-промышленного комплекса и даже превращается в супердержаву. Накачивание военной мощи продолжается до почти полного истощения страны. Механизм останавливается, схема перестает действовать.
Тогда наверху понимают, что придется идти на ограниченные реформы во имя спасения державы. К этой мысли первым приходит глава госбезопасности, более других осведомленный о реальном положении страны, будь то Лаврентий Берия или Юрий Андропов. Они боялись, что если немного не отпустить вожжи, то скоро вовсе некем будет управлять. Кроме того, стремясь к креслу руководителя государства, они должны были принимать какие-то популярные меры.
«Если бы Горбачева не пустили к власти, социализм можно было спасти», — горюют поклонники генеральной схемы. Но «ересь» началась до Горбачева. Надо было в таком случае остановить еще Косыгина с его экономической реформой, да и самого сентиментально-мягкого Брежнева. Нет, все началось еще раньше — с хрущевской оттепели. Вот если бы остановить Хрущева…
Если бы Хрущева остановили, был бы Лаврентий Берия.