Смерть Тихого Дона

«У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее… не было между ними никого нуждающегося, ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного… и полагали к ногам апостолов и каждому давалось в чем кто имел нужду…».

— Ну-с, скажите, не социализм ли это, не коммунизм?

Баталер тянется за Евангелием:

— А теперь я из Деяний Апостолов кое-что прочту. Тут и вопросик мой с топором есть. Вот:

«Некоторый же муж, именем Анания, с женою своею Сафирою, продав имение, утаил из цены с ведома жены своей, а некоторую часть принес и положил к ногам апостолов.

Но Петр сказал: «Анания, для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли?

Чем ты владел, не твое ли было и приобретенное от продажи, не в твоей ли власти находилось? Для чего положил ты это в сердце своем? Ты солгал не человекам, а Богу.

Услышав эти слова, Анания пал бездыханен, и великий страх объял слышавших это… часа через три пришла жена его, не зная о случившимся. Петр спросил ее: «Скажи мне, за столько ли продали вы землю?». Она сказала: «Да, да, за столько». Но Петр сказал ей: «Что это согласились вы искусить Духа Господня? Вот входят в дверь погребавшие мужа твоего. И тебя вынесут».

Вдруг она упала у ног его и испустила дух… и великий страх объял всю церковь и всех слышавших это».

— Видал? — матрос говорит громко и уверенно. — Тут вам и ЦК и беспрекословное послушание, и цель, оправдывающая средства. У них цель была: христианство. На тогдашних своих партийцев действовали они просто: цены были им известны, а коли сбрехал им кто, брали они его на арапа: зачем, мол, брешешь? А тот — и Богу душу. Тут и до топора недалеко: надо его партии, возьмет она, не стесняясь. А кто надуть вздумает, она, организованная на безусловном послушании, сумеет его придавить. Вот и выходит, что партия, как тот паук: высосет из каждого всю его середку. А кто главным пауком будет, дело само покажет, дорожку ему вот такие, как господа реалисты да курсистки, проложат. Будут потом в затылках чесать, конечно, в том случае, если у них затылки целыми останутся. На это у них и специальные погребатели были, и теперь будут, дайте срок. А вы мне тут: мы таких книжек не читаем! Хвалитесь незнанием, и того не понимаете, что нового вы не выдумали. И еще скажу: вот две тысячи лет христианство строилось, а как — слыхали вы? А теперь спрошу я: вот вы, барышни, верите в Бога?

Обе курсистки кисло улыбаются:

— Конечно же, нет!

— А вы, господа?

Студент так презрительно поводит плечами, что ответ ясен и без слов. Смеется один из реалистов, а второй иронизирует:

— Вы еще спросите меня, верю ли я в аиста!

— Ага! Вот и выходит, что бедный Анания и Сафира его так зазря померли! Партия деньжатками попользовалась, а их — погребателям отдала. Вот и вы теперь партию вашу строите и верите в нее, а что получится, никто не знает, а я боюсь, что то же самое, только не через две тысячи лет окажется молодежь в это дело не верующая, а много-много скорей! И получится и у вас, что людей вы убивать будете, только бестолку. Понапрасну. Ради пустой выдумки оголтелых фанатиков.

Голодающий Индеец кладет руку на плечо баталера:

— Скептицизм дело неплохое! Вот и нужно решить: всякая ли цель каждое средство оправдывает. Но принципы общей морали…

Крутит головой Савелий Степанович, будто шмели на него напали:

— А уверены вы, что принципы вашей морали будут соблюдаться?

— Должны быть приняты, обязательно, иначе… — чернявая курсистка оттопыривает губы:

— Что же вы вашу мораль силой введете, что ли?

Студент, справившись, наконец, с куском колбасы, басит: