Меня всегда поражало собрание мемориальных досок на фасаде знаменитого московского Дома на набережной. Если когда-нибудь будете в этом районе, обязательно вчитайтесь в их тексты и вдумайтесь в судьбы этих людей. Как же они предавали друг друга, эти соратники! Среди досок есть мемориальная доска ленинского секретаря Лидии Фотиевой, умершей в 94 года. Я даже помню ее рассказы и воспоминания, звучавшие по радио. Среди них только никогда не было этих щекотливых деталей из ее биографии. После нее осталось одно неизъятое письмишко, которое характеризует сложившуюся вокруг больного Ленина атмосферу. Не успели остыть секретная диктовка письма к съезду и затвердеть сургуч на печатях, как управляющий клан, то есть люди, которым Ленин и давал характеристики, против которых было направлено острие его критики, уже знали о содержании. От вождя к вождю. Круг заинтересованных лиц расширялся. О положении маленькой Фотиевой, о ее репутации никто не подумал. И тогда она сама решила позаботиться о себе. Так легко быть раздавленной между жерновами! Она хорошо знала, по какой цепочке могут пройти слухи, и она пишет письмо Каменеву:
«Товарищу Сталину в субботу 23 декабря было передано письмо В. И. к съезду… Между тем уже после передачи выяснилось, что воля В. И. была в том, чтобы письмо хранилось строго секретно в архиве и могло быть распечатано только В. И. или Крупской… Я прошу товарищей, которым стало известно это письмо… смотреть на него как на запись мнения В. И., которое никто не должен знать».
Лихая была девушка эта помощница Ленина.
Все работы, написанные Лениным в тревожное время между приступами болезни, которая производила структурные изменения у него в мозгу, — вспомним, однако, до последнего этапа он не терял профессионального интеллекта, — все эти работы изучались в советских институтах. Плохо изучались, а если бы хорошо, возможно, не понадобилась бы перестройка, и растерянный Горбачев знал бы, что делать с огромной державой, а просто невежественный Ельцин не стал бы инициатором ее развала по Беловежскому соглашению, спровоцировавшему претензии Чечни на полную независимость.
Эти ленинские работы говорят о тех проблемах, которые уже виделись Ленину, но встанут как общенародные значительно позже. Они написаны в латентный, скрытый период наших экономических, политических трудностей, рождающих межнациональные трения. Так опасная болезнь тлеет внутри крови, а потом вспыхивает тяжелой сыпью.
Политика — это расширение ЦК в надежде, что этот высший политический орган никогда не превратится в семью, в партийную олигархию, диктующую свои личные и корыстные условия остальному обществу.
Экономика — это новый Госплан, начиненный не только бюрократической волей, но и большим числом настоящих (а не по происхождению или по красноармейской дружбе), дотошных и в высшей степени грамотных специалистов.
«Я замечал у некоторых из наших товарищей, способных влиять на направление государственных дел решающим образом, преувеличение администраторской стороны, которая, конечно, необходима в своем месте и в своем времени, но которую не надо смешивать со стороной научной, с охватыванием широкой действительности, способностью привлекать людей и т. д.»
«Преувеличение администраторской стороны» — вот оно, наряду с выраженной ранее тревогой по поводу «необъятной власти», сосредоточенной в руках Сталина, которой тот не сможет «достаточно осторожно» пользоваться, и чрезмерного увлечения администраторством Троцкого и Пятакова, — вот предупреждение об опасности для страны системы, впоследствии названной командно-административной.
Вслед за заметками о придании законодательных функций Госплану, буквально в тот же день, Ленин опять возвращается к вопросу об увеличении числа членов ЦК партии, имея целью «проверку и улучшение нашего аппарата, который никуда не годится». Для этого следует воспользоваться услугами высококвалифицированных специалистов, и задача поставки таких специалистов должна быть задачей Рабоче-крестьянской инспекции — последнее слово ключевое. Вот сюда-то, в РКИ, и должна быть распределена новая часть членов ЦК. На этой ограниченной площадке ЦК — Госплан — Рабкрин и должно происходить взаимодействие власти и жизни. Это как бы новейший, с саморегулирующейся системой, орган управления, первый ход в создании оригинальнейшей бюрократии, если под последней понимать выдвижение идеи, исполнение и проверку.
Здесь же любопытный фрагмент о ревизоре. В нем, казалось бы, нет ничего особенного, он риторичен и даже скучен своей повторяемостью, но есть одно вещее словосочетание. Догадайтесь, какое: