«Только бы погода не испортилась! — подумал Джон. — Помолиться, что ли, торфяным богам? А может, им жертва нужна, чтобы сменили гнев на милость? — Джон взглянул на спящих детей. — Неужели они когда-нибудь дойдут до такого? Или их дети?».
Он вдруг почувствовал себя совершенно разбитым. Будто душа — одряхлевшая, измученная — предъявила счет за весь свой долгий век. А что дальше? Ведь уже теперь жизнь человеческая ничего не стоит. Почти четыре тысячелетия нравственные законы были, казалось, незыблемыми, и вот — всего за один день — превратились в ничто. А если кто-то еще не забыл язык любви в этом Вавилонском столпотворении, они и дети их должны умереть, как умерли когда-то их далекие предки на римских аренах. «Было бы счастьем, наверное, умереть за такую веру, — вдруг подумал Джон. — Но…». Он посмотрел на горстку спящих людей, доверившихся ему, и понял — быть может, только теперь понял, что их жизни зависят от него.
Джон встал и подошел к Анне. Она лежала с открытыми глазами, бережно обняв спящую дочь.
— Анна, — тихо позвал Джон.
Она не ответила, словно вовсе не слышала. Чуть подождав, Джон отошел.
8
Во время своей вахты Миллисент видела, как небо на юге несколько раз озарилось далекими сполохами. Следом донесся долгий гром. Что это было? Ядерные взрывы? Неуместный вопрос! Вряд ли они когда-нибудь узнают, что там произошло. Судьбы людей, живущих в этой стране, больше не волновали их.
На рассвете пустились в путь. Чистое небо сияло лазурью, и, несмотря на утреннюю свежесть, день обещал быть жарким. По замыслу Джона, им предстояло сначала добраться в Ковердейл через Мэшемские вересковые пустоши, потом — Карлтонские, дальше — на север, к Уэнслидейлу, и, наконец — в Уэстморленд. По пути, недалеко от ночной стоянки, попалась ферма. Роджер предложил взять ее штурмом, чтобы добыть какую-нибудь пищу, но Джон запретил, сославшись на то, что Мэшем еще слишком близко.
Около половины седьмого пересекли главную дорогу к северу от Мэшема. Воздух уже прогрелся. Мальчики едва удерживались от веселой беготни. Вообще, как ни странно, в этом походе было что-то от пикника, если бы не Анна. Она по-прежнему молчала, держась от всех в стороне.
На каменистой тропке Джона догнала Миллисент.
— Зря Анна все принимает так близко к сердцу, Джонни, — сказала она. — Обычное дело.
Джон взглянул на нее. Чистенькая и аккуратненькая, Миллисент выглядела так, словно находилась на обычной загородной прогулке. Пирри шагал ярдах в пятидесяти впереди.
— По-моему, Анну больше мучит не то, что случилось, а ее собственный поступок.
— Так я о том же, — удивилась Миллисент. — Обычное дело! Знаете, мне понравилось, с какой твердостью вы все уладили ночью. Спокойно, без всяких там глупостей. Я люблю мужчин, которые знают, чего хотят, и умеют этого добиваться.
Джон вдруг понял, что ошибся, определяя ее возраст, — она была еще моложе. Он невольно залюбовался стройной фигуркой девушки.
— Кто-то ведь должен принимать решения, — коротко сказал Джон, отводя глаза. В ее улыбке читалось настолько прозрачное и откровенное предложение, что Джон обомлел.
— Поначалу я думала, вы — так себе, тихоня. Но сегодня ночью поняла, что ошибалась.
Не похотливость как таковая покоробила его. Наверняка Пирри уже стал рогоносцем. Но одно дело в Лондоне, этом кроличьем садке, кишащим миллионами представителей рода человеческого. Что для него какая-то развратная бабенка? Одной больше, одной меньше. А здесь, где их зависимость друг от друга так очевидна, как пограничные линии на вересковых пустошах, здесь скорее могла бы зародиться некая новая нравственность — предводитель выбирает любую женщину по своему желанию. Но устаревшие трюки с подмигиваниями, гнусными намеками и легкими тычками локтем теперь невоскресимо канули в Лету, как деловые конференции и вечера в уютной театральной ложе.
— Вам давно пора сменить Оливию, — резко произнес Джон.
Миллисент чуть изогнула брови:
— Как прикажете, шеф! Сделаю все, что вы пожелаете.
На краю Уиттонских вересковых пустошей они неожиданно наткнулись на маленький, одиноко стоявший на пригорке, среди картофельных полей, фермерский домик. Над трубой вился дымок. Джон во время сообразил — в таком глухом месте надо, наверно, даже летом жечь уголь, чтобы приготовить еду.
Он рассказал Пирри о своей задумке. Тот молча кивнул и потер переносицу тремя пальцами правой руки. Джон вспомнил — перед тем, как расправиться с бандой, похитившей Анну и Мэри, он сделал точно такой же жест.
К дому пошли Роджер и Джон. Они и не пытались прятаться, небрежно прогуливаясь, — эдакие праздные зеваки! В окне дернулась занавеска. Возле дома нежился на солнышке старый пес.
Дверной молоточек в форме бараньей головы тяжело звякнул о металлическую дверь. Вскоре послышались шаги. Роджер и Джон чуть отступили вправо. Дверь распахнулась. На пороге стоял крупный мужчина с обветренным красным лицом. В руках он держал дробовик.
— Ну, чего надо? — спросил он. Маленькие колючие глазки смотрели недобро. — Для продажи у нас ничего нет, если вы за продуктами.
За порог он не выходил.