Смерть у бассейна

— До свидания, Джон. Все так и оставить для нас невозможно. Ты это прекрасно поймешь. Я и не знала, что могу ненавидеть кого-нибудь так, как ненавижу тебя.

Он пожал плечами.

— Очень жаль. До свидания.

Джон не спеша возвращался через лес. Дойдя до бассейна, он присел на скамью. Он не жалел, что так обошелся с Вероникой. Вероника, думал он бесстрастно, порядочная дрянь. Она всегда была такой, и самое разумное из того, что он когда-то сделал, это то, что вовремя от нее избавился. А если бы нет, один бог знает, что бы с ним было сейчас!

И теперь он испытывал необыкновенное чувство начала новой жизни — без оков и препон прошлого. С ним, должно быть, приходилось ужасно трудно последние год-два. Бедняга Герда, подумал он, с ее самозабвением и вечной жаждой угодить ему. Впредь надо быть с ней поласковее. И, возможно, теперь он сумеет сдерживать в себе желание задирать Генриетту. Вообще-то, «завести» Генриетту все равно невозможно — она не из таких. Жизненные бури разбивались о нее, как о скалу, а она задумчиво стояла, глядя из каких-то дальних далей. И Джон решил:

— Пойду к Генриетте и расскажу ей.

Он быстро поднял взгляд, привлеченный неожиданным тихим звуком. Сверху, в лесу, слышалась стрельба, а здесь царили обыденные мелкие звуки рощицы — с птицами и легкой меланхолией падающих листьев. Но то был иной звук — еле слышный деловитый щелк.

И вдруг Джон пронзительно ощутил опасность. Давно ли он сидит здесь? Полчаса? Час? Кто-то наблюдал за ним. Кто-то… И этот щелк… Конечно же, это…

Он стремительно повернулся — у него была мгновенная реакция. Но он все же оказался недостаточно быстр. Его глаза расширились от изумления, но даже звука он не успел издать.

Грянул выстрел, и он упал, неуклюже распластавшись на краю бассейна. Вокруг отверстия в его левом боку начало быстро расползаться темное пятно. И вот уже ленивая змейка поползла по бетону к кромке бассейна, заструилась в голубую воду.

Глава 11

Эркюль Пуаро смахнул последнюю пылинку с ботинок. Он тщательно оделся к ленчу и был доволен результатами своих усилий. Он хорошо знал, как принято одеваться в загородных английских домах, но не находил нужным подражать здешнему стандарту. Он предпочитал городское изящество собственного образца. Он не был британским сельским джентльменом. Он был Эркюлем Пуаро!

Он признавался себе, что не очень-то любит поместную тишь. Но так много его друзей с восторгом рассказывали о домиках для уик-эндов, что он не устоял: приобрел «Пристанище», хотя единственное, что в нем пришлось Пуаро по душе, так это внешний вид — совершенная коробка. Окрестные виды его не заботили, хотя он знал, что место считается красивым. Впрочем, все здесь было слишком первозданно-ассиметричным, чтобы понравиться ему. Не слишком любил он и деревья — они имели неопрятную привычку сбрасывать листья. Пуаро еще терпел тополь да не имел ничего против араукарии — но это буйство дубов и буков его не трогало. Такие ландшафты лучше воспринимаются из окна машины в ясный денек. Восклицаешь: «Ques beau paysage!»[8] и поворачиваешь к дорогой гостинице.

Маленький огород — вот лучшее, что он обрел в «Пристанище»: аккуратные грядки, разбитые его садовником Виктором. К тому же Франсуаза, жена Виктора, столь нежно пеклась о желудке их работодателя!

Эркюль Пуаро вышел из ворот, вздохнул, еще раз посмотрел на сияющие черные штиблеты, поправил светло-серую шляпу и окинул взглядом дорогу справа и слева от себя. Легкая дрожь пробрала его при виде «Голубятни». «Пристанище» и «Голубятня» возводились соперничающими подрядчиками, причем участками оба располагали крохотными, а их зодческий разгул был быстро пресечен Национальным Обществом Попечения о Красоте Сельских Местностей. Два дома остались памятниками двум творческим школам. «Пристанище» было не более чем коробка с крышей — сурово модерная и чуть глупая. «Голубятня» же была деревянно-кирпичным бунтом против Нового Света, втиснутым в наименее возможное пространство.

Эркюля Пуаро раздирали сомнения — как ему проследовать к «Пещере». Немного выше по шоссе, он знал, были воротца, а далее тропа. Этот неофициальный путь избавлял от détour[9] в полмили по дороге. Однако Эркюль Пуаро не считал условности излишними и решил избрать кружной путь, зато явиться как положено, через главный ход.

К Энгкетлам он направлялся впервые; раз уговора о том не было, не стоит, рассудил он, срезать по-свойски напрямую. Тем более идя в гости к людям высокопоставленным. Он не мог не признать, что польщен приглашением.

— Je suis un peu snob[10], — пробормотал он.

Приятное впечатление об Энгкетлах осталось у него еще с Багдада — особенно о леди Энгкетл.

«Une originale»[11], — подумал он.

Его расчет времени на путь до «Пещеры» оказался верным. Была одна минута первого, когда Пуаро позвонил у парадной двери. Он чувствовал легкую усталость и был рад, что путь окончен, так как никогда не был любителем прогулок. Дверь открыл великолепный Гаджен. Он сразу понравился Пуаро. Прием был, однако, не вполне таким, как он ожидал.