В этой версии таилась только одна натяжка — неясно было, как она сумела отмерить смертельную дозу стрихнина. Но и здесь ответ, разумеется, найдется. Во всяком случае, теперь Пауэрскорт был убежден, что у Кэтрин Кавендиш тоже имелся весьма веский мотив для убийства. «Обычно в моих расследованиях, — с сожалением констатировал он, — круг подозреваемых по мере знакомства с ними сужается, а тут он почему-то постоянно расширяется. Причем складывается впечатление, что список их имен еще далеко не окончательный».
13
Миссис Хендерсон все-таки удалось остаться с Эдвардом наедине. Ситуацию, столь страшившую юношу перед его первым визитом в Эктон, она организовала при помощи хитроумного трюка — выбросила чай и молоко и отправила дочь в лавку. Сару удивило, что мать умудрилась выпить столько чаю в одиночку, но она ничего не заподозрила. Эдварду, чью бдительность притупила приятная атмосфера первой встречи с матерью Сары, тоже не пришла в голову мысль о подвохе. А миссис Хендерсон считала, что должна выполнить свой долг — свой и покойного отца Сары. Утренний прием у доктора Карра принес ей новости даже более скверные, чем она ожидала. Сама она не замечала, что болезнь активно прогрессирует. Правда, ей тяжелее стало взбираться на второй этаж и приходилось сильнее опираться на руку дочери. Правда, даже не поднимаясь по ступеням, она теперь частенько страдала одышкой, а когда сидела у камина, читая свои любимые газеты, глубокие хрипы в груди говорили, что и с легкими не все ладно. Доктор Карр молча, внимательно обследовал ее. Затем, отложив стетоскоп, сел напротив, взял ее руку и помолчал, не поднимая глаз, словно пытался по линиям на ладони прочесть судьбу пациентки. По его грустному лицу миссис Хендерсон вдруг поняла, что дела ее плохи. С той же задумчивой печалью доктор когда-то поведал ей о скором конце ее долго болевшего мужа. Теперь же он мягко сообщил, что ее недуг развивается несколько быстрее, чем он предполагал. Произошли некие ухудшения, хотя, конечно, состояние еще может стабилизироваться, и надо верить, надо надеяться на лучшее. Уточнять очевидное ей совсем не хотелось. И если бы не Сара, призналась себе позже миссис Хендерсон, она бы так и не задала этот вопрос.
— И сколько, по-вашему, доктор, мне осталось? — спросила она подавленно.
— Об этом сложно судить, — сказал доктор Карр, все еще держа ее руку. — Можно лишь предполагать. После предыдущего осмотра я бы сказал, года два-три. Но если дела пойдут так, как они идут сейчас, я бы сократил эти сроки. Месяцев девять? Год? Впрочем, я могу ошибаться.
Миссис Хендерсон подумала, что еще никому не удавалось отнять у нее целый год жизни, а вот в кабинете врача это произошло всего за пятнадцать минут. Пока она медленно, мучительно одолевала сотню ярдов от приемной доктора до своего крыльца, следующему пациенту пришлось подождать, пока его пригласят в кабинет. Доктор Карр стоял у окна, глядя на железнодорожные пути, которые шли от Илинга на запад Англии. В молодости подобные случаи его расстраивали, но не надолго. Однако теперь, когда позади были десятилетия врачебной практики, ему становилось все тяжелее и тяжелее произносить пациентам приговор. Оставляя их наедине с печальным будущим, он всякий раз страдал вместе с ними. И каждый раз выносил приговор и себе самому, осознавая, что и его жизнь становится короче. Сегодня же вечером, решил доктор, надо поговорить с женой. Практику как можно скорее, не торгуясь, продать. Домик в Дорсете, на побережье близ Лайм-Реджиса, уже куплен. Он посвятит остаток жизни другой великой тайне: не смертельным недугам несчастных пациентов, а морским приливам и вольному полету птиц.
Одна-единственная мысль преследовала миссис Хендерсон: Сару нужно пристроить, ее будущее должно быть безоблачным. И следует поторопиться. Как бы ни развивался ее недуг, она должна знать, что у дочери все будет в порядке. И миссис Хендерсон решила действовать окольными путями, опасаясь, что иначе Эдвард будет отмалчиваться или понесется помогать Саре нести покупки. Она не верила, что молодые люди способны выстоять в этой жизни самостоятельно. Но у нее мало времени — бакалея на соседней улице, а дочь ходит быстро.
Миссис Хендерсон усадила юношу у камина и села напротив.
— Ну, Эдвард, — постаралась она улыбнуться как можно приветливей, — Сара рассказала мне о вашем замечательном триумфе, когда вы выступали на процессе о той грандиозной афере.
Ее улыбка слегка обеспокоила Эдварда. Ему вспомнилась детская сказка про волка, который проглотил бабушку и улегся в кровать, поджидая Красную Шапочку, чтобы съесть ее. Он почувствовал себя этой самой Красной Шапочкой.
— Ничего особенного, миссис Хендерсон, — сказал он, — любой юрист сумел бы справиться. Но мне было очень приятно, что Сара пришла меня поддержать.
Последние слова, хотя Эдвард об этом и не подозревал, обнадежили миссис Хендерсон. Признание, что без Сары он не добился бы успеха, было ей на руку.
— Вы теперь будете часто выступать в суде? Сара считает, что вы непременно должны проявить себя на этом поприще.